Бранденбургские ворота

— Э, капитан! Учись не учись — дураком помрешь. Вон ты какой у нас ученый, а толку что? Командовал ротой, как и я со своими семью классами. И на гражданке тебе звезд не хватать: деликатный больно, не ко времени. Ты его, Бугров, не слушай. Молодостью не попользоваться грешно. Неужели остатние молодые годочки за книгами корпеть? Не! Ты жимани, браток, так, чтобы небу жарко стало! Али ты себе радости не завоевал?

— Там видно будет, — уклончиво отвечал Андрей. — Жизнь покажет…

Отъезжающих оказалось больше десятка, в небольшой, крытый брезентом «доджик» еле вместились. Как ни пялился дорогой на вокзал Бугров в маленькое окошечко, ничего примечательного в Берлине не разглядел. Протянулись унылой чередой несколько разбомбленных улиц, промелькнул какой-то завод с обломанной кирпичной трубой, небольшая площадь с заржавевшими трамвайными линиями и оборванными проводами на покосившихся столбах, кирха с отбитой конической башней…

«Шлезишер банхоф» — единственный уцелевший вокзал в восточной части Берлина — произвел на него удручающее впечатление: обшарпанные стены, недостроенные лестницы, мусор, грязь, едкий запах хлорки. А хуже всего то, что поезда приходили и уходили без расписания. Московский состав еще не был сцеплен. Отправка откладывалась часа на два.

— Успеем сходить к Бранденбургским воротам? — спросил Андрей у Вернера. — Там мои товарищи… Братская могила.

— Рискованно, — ответил Вернер. — Ходок из тебя еще неважный. Но до Франкфуртераллее добраться успеем.

Вернер взял на плечо солдатский мешок Андрея. Он был не тяжел: сухой паек на три дня, суконная парадная гимнастерка, синие диагоналевые галифе, ордена и медали, завернутые в чистую тряпицу, и единственный «трофей» — томик стихов Генриха Гейне.

Вышли на «Франкфуртер», и Бугров остановился, пораженный страшной картиной…

Будто нечто стихийное и неотвратимое, вроде тунгусского метеорита, пронеслось по широкой осевой улице Берлина. От чудовищного огненного шквала полегли большие каменные дома — на улице длиною в шесть километров.

В жалких остатках зданий копошились крохотные фигурки людей: вдовы, сироты, немощные старики…

На плечо Андрея участливо легла рука Вернера:

— Ничего, Андрей. Мы вылезем из этих горьких развалин. Построим свой Берлин. Нашу новую Германию!

Часть вторая ИНЫЕ БАТАЛИИ

ГЛАВА I

Узкая колея не дает паровозу разбежаться как следует, помчаться на всех парах к Москве. Бугров досадует, от нетерпения ему хочется соскочить с подножки выгона и, обгоняя медленный состав, бежать по шпалам.

В противоречии с этим нетерпением глаза его, изголодавшиеся в госпитальном однообразии, радуются тому, что видят окрест: зеленым лесам и раздольным полям, речкам и болотным урочищам, жилищам крестьян и всему, что находится рядом: телегам, колодцам, копнам сена, грядкам с капустными кочанами…

Старые солдаты в последние месяцы военной страды частенько вспоминали одну примету: после большой войны обязательно наступают годы, особенно «урожайные» на ребятишек. А уж после такой войнищи, самой громадной и страшной в истории, они пойдут и вовсе, как грибы после теплого дождичка. «Но, — шутковали старики, — вам, молодым, придется постараться!»

Что такое «настоящая любовь», Андрей представляет только по книгам и кинофильмам. И он не исключение среди ребят, которые отправились на войну, едва окончив школу. Редко кого из них осчастливила «настоящая любовь». Возмужали прежде, чем стали мужьями, убивать научились раньше, чем дали новую жизнь, взяли на грудь автомат вместо первенца-сына…

Но, может быть, еще не все потеряно? Еще выпадут и на их долю те самые заветные «золотые денечки»? Еще встретится та единственная, о которой так давно мечтается?

На всем пути по лесистой Белоруссии не видел Бугров ни единого уцелевшего вокзала или станции. Вместо довоенных мостов — почти всюду временные, деревянные, едва выдерживающие тяжесть состава. Незасыпанные воронки от снарядов и авиабомб, черные пятна пожарищ, искореженные, бесформенные остатки того, что было когда-то народным добром: вагонов, машин, тракторов, комбайнов… Не меньше и немецкой искалеченной военной техники.

На долгих стоянках воинского поезда, идущего вне графика, осаждают «заграничные» вагоны местные жители: рано постаревшие вдовы, голодные, оборванные ребятишки, немощные старики. Редко кто из них просит — только смотрят на демобилизованных солдат. Но как! Разве после этого не потянется рука к вещмешку с дорожным пайком?

Андрей раздал почти все свои припасы, но намного ли хватило его трехдневного пайка? Эх, война, война! Ты, видать, еще не натешилась горем людским. Помучаешь еще сирот, вдов и убогих не один годок!