Брат, Брат-2 и другие фильмы

В начале восьмидесятых годов девятнадцатого века далеко за полярным кругом, где-то рядом с Ледовым океаном, по замерзшему лесному озеру продирались нарта, запряженная парой оленей, и два якута, сплошь зашитые в меха. Люди по колени вязли в сугробах снега. Пар от их дыхания с шипением вылетал из-под меховых капоров.

Мужчина шел впереди с вожжей в руках, упираясь в снег длинным, как посох, прутом. По временам он внимательно вглядывался вдаль, туда, где кончалось озеро. Женщина устало плелась за ним. Ошейник из беличьих хвостов совершенно закрывал ей глаза и лицо.

Вдруг олени резко остановились. Мужчина откинул капор.

— Прошел… Видишь! — воскликнул он, указывая на следы.

Его некрасивое лицо от испуга стало еще более неприятно. Следы вели туда же, куда двигались олени.

— Должно быть, близко… Подожди, крикну, — сказал он и хрипло заорал: — Аху!.. Ху… Гууу!

— Уху!.. Ху… Гуу!.. — сразу закричала женщина, но голос ее был слабее.

Они замолчали и прислушались к звонкой тишине, разрываемой лишь тяжелым сопением оленей.

— Должно быть, не здесь… А может, померли, — с надеждой сказал мужчина.

— Нет, Петручан, они долго живут, — сказала женщина и двинулась дальше, держась чуть в стороне от следа.

Петручан колебался мгновение, затем схватил оленей и повел, стараясь держаться от следов подальше.

Вдруг он резко остановил оленей. Он сделал это так стремительно, что животные задними ногами повскакивали на тальниковые облучки нарт.

— Анка! Смотри… Кровь! — испуганно воскликнул он, указывая на ровную нить алых крапинок с желтым ободком, тянувшуюся вдоль ровного ряда следов. — Нет, дальше не поеду. Ни за что не поеду…

— Милый Петручан! Поедем еще немного! Крикнем сначала, а потом поедем! Хорошо? — униженно попросила женщина и сразу закричала своим слабым голосом. Она уже не закрывала лицо, несмотря на обжигающий мороз.

— Крикнуть — крикну, но не поеду. Нет такого закона, чтобы ехать, где кровь. Им надо. Оставим здесь. Пусть придут и возьмут.

— Но тогда я его не увижу… — сказала женщина и умоляюще посмотрела на спутника.

— Нет такого закона, чтобы ходить, где кровь прокаженных, — упрямо повторил тот, отводя глаза.

— Петручан, ты обещал… Один раз… Когда увижу его без тела на лице, то забуду. Привыкну к тебе… Полюблю… Будем жить… — Она начала порывисто, а закончила как-то неуверенно.

— Крикнуть — крикну, а не поеду. Нет такого закона, чтобы ездить. От одного запаха человек захворать может. Уху… ту… гу… оха!

Они прокричали и прислушались, сдвинув капоры с ушей.

Анка

Откуда-то издалека послышался слабый звук, похожий на собачий вой.

— Слышишь, зовут! — воскликнула Анка и бросилась бежать.

Петручан поймал ее за рукав.

— Куда! С ума сошла?! — крикнул он.

— Пусти! Пусти! Я сейчас… Я издали… Только взгляну… Ты здесь постой. — Она вырвалась и побежала, утопая в сугробах. Она бежала, падала, снова бежала. Меховой капор сдвинулся на затылок, холодный воздух обжигал лицо. Она не замечала, что Петручан бежал следом вместе с оленями и нартой.

— Анка! Постой! Постой, глупая баба! Что ты делаешь! Стой! Подожди! — кричал он.

Вдали показалась юрта, доверху занесенная снегом. Перед ней стояли несколько темных человеческих фигур. Когда Анка подбежала, они вдруг разом встали на колени и протянули к ней руки.

Впереди стоял ее муж.

Первой шарахнулась в испуге худенькая почти голая девочка лет двенадцати.

За ней попятился исхудалый мужчина с длинными волосами, больше похожий на тунгуса.

Последним с колен поднялся старик с безгубым, изъеденным язвой лицом.

Грегорей оставался неподвижен. Анка упала перед ним на колени и порывисто обняла.

— Ты жив! Дышишь, Грегорей! И лицо у тебя есть… Они врали мне… И губы есть… Все как раньше… Я знала… Я останусь с тобой… Они мучили меня… Гнали… Как прокаженную… Все… все… И брат твой… — бормотала она бессвязно.

— Вот и ты заболела, — сказал старик и коснулся ее беспалой рукой.

— Зачем ты меня трогал? Ты знаешь, что нельзя! Я здоровая! — сердито воскликнула Анка.

— Стой! Куда! Вещи оставь, гад! Это общество послало! Оставь, а то я вымажу кровью твою поганую морду! — крикнула высокая, худая, лучше других одетая женщина лет тридцати.

Она выскочила из юрты и бросилась за Петручаном, который уже повернул нарту в обратный путь. Он спешно стал сбрасывать с саней кладь — мешки, посуду, постель. Опорожнив нарту, он прыгнул в нее и ускакал.

Женщина и не думала гнаться за ним. Она наклонилась и принялась рыться в брошенных вещах. Медленно подтянулись остальные. Только Анка с Грегореем остались возле юрты.

— Все-таки помнят! Есть еще на свете добрые якуты, — сказал Джанга, похожий на тунгуса. — Даже о тебе, Бытерхай, вспомнили. — Он поднял небольшую ситцевую рубашонку. — Совсем хорошую послали рубаху.

Девочка подбежала к нему.

— Мое! — воскликнула высокая женщина и выхватила платье из рук мужчины.

— Не родить тебе сразу такого большого, как эта рубашка, — сказал он и беззлобно улыбнулся, обнимая замерзшую девочку.

Женщина сверкнула глазами и с трудом наклонилась над вещами. Большой живот уже мешал ей.