Брат, Брат-2 и другие фильмы

— Анка… иди сюда! — тихо позвала Мергень. — Парень! — сказала она, когда подошла Анка. — Понеси, покажи ему. Ему теперь даже не любопытно! Не взглянет даже… Конечно, ты теперь у него молодая, свежая… Не верь ему, Анка! Никому не верь! Себе только! Одному себе человек добра желает…

Грегорей лежал и безучастно смотрел в потолок. Анка пеленала ребенка.

— …Был у меня любимый муж… Взял меня молоденькую, холеную. Уж как я его любила, работала на него, старалась… Да детей Бог не дал! Чем же я виновата?! Ведь Бог не давал… А он возненавидел меня… Нашел себе другую, а меня стал бить, голодом морить… А потом отвез сюда, откуда не возвращаются, связал и бросил… Боялся, что родственники заступятся, потребуют свой скот. — Мергень заплакала.

— Джанга! Сходи в амбар, принеси лучшую рыбу. Надо поблагодарить за новое дыхание…

— По правде, так должен бы Грегорей идти, — проворчал Джанга и вышел.

— Подержи-ка. — Анка передала ребенка Бытерхай и пошла в свой угол. Там, не глядя на мужа, она достала турсучок, в котором был припрятан кусочек масла, и растопила его на огне.

— Ух! Холод какой, — сказал, входя, Джанга. — Снег метет, чьи-то грехи заметает!

— Почтенный рыжебородый старик, Господин Огонь наш! Покровитель скота! Защитник детей наших! Прими ласковым сердцем нашу убогую чистосердечную жертву и в будущем не оставь нас милостью своей, посылай нам скот многий и пестрый, мохнатых жеребят, мальчиков тугопальцых, способных натягивать лук, и румяных девушек с молочными грудями, — молилась Анка, бросая в огонь куски жирной рыбы. Бытерхай сидела рядом, держа ребенка на коленях.

— Всю рыбу ему отдали… Всю рыбу… — жалобно проговорил Салбан, но жена быстро заткнула ему рот обернутой в тряпки рукою:

— Не греши, старик, не болтай зря!

— Зачем нам мохнатые жеребята… — не унимался старик.

— На, пей, женщина. — Анка поднесла к губам Мергень растопленное в блюдечке масло.

Та, не открывая глаз, стала жадно глотать возбуждающий ароматный напиток. Затем открыла глаза и увидела Анку.

— Уйди! — глухо сказала она и оттолкнула Анкину руку.

Анка взяла у Бытерхай младенца и села на лавку у окна. По щеке потекла слеза.

Горел огонь. Бытерхай забралась под одеяло, где уже лежал Джанга.

Грегорей полежал немножко и выглянул из-за перегородки.

— Анка! — тихо позвал он.

Анка спала, держа на коленях ребенка. Нежная улыбка светилась на ее медном лице.

— Если по-человечески есть, так еды осталось на два дня, — торжественно объявил Джанга, впуская за собой струи морозного воздуха.

— Крохи остались, — подтвердила Анка, входя следом.

— Как на два дня? — удивился Грегорей.

— А зиме и конца не видно… — прокряхтела Кутуяхсыт.

— Может, общество пошлет что-нибудь до распутицы, — предположил Салбан.

— Не пошлет! У самих амбары пусты, — уверенно сказала Анка.

— Как же порешим, люди? — спросил Джанга.

— Будем ждать… Надо готовиться! — решительно сказал Грегорей, но голос его вдруг изменился. Последняя фраза прозвучала глухо, и он осекся, прислушиваясь к себе.

— Уже в горло к тебе пробралась! — зло сказала Мергень. — Не ждет она, Грегорей, сама берет, когда захочет…

Грегорей повернулся, подошел к постели и лег, с головой накрывшись одеялом.

— Грегорей, — позвал Джанга. — Ведь решили ждать! А если готовиться, так дрова надо в юрту носить!..

Грегорей молчал.

— Пойдем, Джанга. Оставь его… — попросила Анка.

Анка с Джангой носили в юрту дрова. Мергень бесстрастно наблюдала за ними. Ребенок лежал рядом.

— Помогла бы нам! Здорова же! — не выдержал Джанга.

— Бытерхай свою позови. Она тоже здорова! — отрезала Мергень.

— Дитя она еще слабое.

— Знаем… Как работать — дитя, а что ты там по ночам с ней выделываешь, того никто не знает…

— И не стыдно тебе, женщина? — опешил Джанга.

— Стыдно?! — вдруг закричала Мергень. — Мне стыдно?! Хочешь сказать, что ты хороший?! Хочешь знать, кто хороший, дурак ты безмозглый?!. Хороший — это здоровый! Это богатый, сильный! Хороший просить не станет, он сам возьмет! Не так, как вы, проклятая проказа! Вот я — хорошая! Я не болею. Бог не отметил меня, как вас, грешников! Изводить вас надо, а не помогать, — закончила она, обращаясь ко всем, кто был в юрте, потому что Джанга давно ушел.

— Знаешь, Анка, — говорил Джанга, помогая ей поднять бревно, — к князю тебе надо. Пожалуйся, что скот у тебя незаконно отняли. Пропадем мы без скота… Когда человек один, не за что ему ухватиться. А тогда и сено косить надо, и ухаживать. Мы с Грегореем ловко еще могли бы косить… Ты не смотри, что ноги у меня больные! — бодро сказал он, расправив плечи.

— Нет, Джанга, не пойду. Убьют. Боюсь я…

Обитатели юрты с невеселыми лицами вставали из-за стола, закончив последний ужин, и разбредались по своим углам. Посуду уже никто не убирал.

— Эх, муки бы нам немножко, — грустно сказал Джанга, продолжая сидеть. — До весны бы дотянули…

— А какая она — мука? — спросила Бытерхай.

— Порошок такой белый. Если его в похлебку добавить — очень сытно получается, — мечтательно говорил Джанга. — Она на Юге как трава растет…

— Не-е, ее в горах копают, как соль. Я точно знаю, — уверенно сказал Салбан из своего угла.

Голод