Брат, Брат-2 и другие фильмы

— Не подходи! Стой! — заревел якут, когда они открыли двери. Он угрожающе выставил вперед копье-пальму. — Я вам еду привез! Общество послало. До весны должно хватить. Больше не будет! Сами голодаем… Джанга, тебе сети новые. Лови рыбу! Сами промышлять должны, не все же помираете! — опасливо кричал якут издалека.

— Старые всегда сети, дырявые, — не в силах кричать, тихо проворчал Джанга.

— И пусть эта чертова дочь Мергень не шляется! Скажите ей, что убьем ее, как собаку! Нет такого закона, чтобы мор по земле разносить!

— Послушай! Не уходи… — слабым голосом начала Анка. — Скажи князю, пусть Петручан скот мой отдаст… И вещи…

— Говори громче! — прокричал якут.

— Подойди ближе, не бойся. Я здоровая!

— Это ты, Анка?!

— Скажи князю, пусть отдаст мой скот и вещи! — из последних сил крикнула она. — Они мои… у Петручана!..

— Пусть прикажет, а то сами пойдем за ними! — вдруг уверенно крикнул Грегорей.

— Не смейте! Запрем в пустую юрту и сожжем! Всех подлецов сожжем! — испуганно кричал якут.

— Всех отравим! Всем яд привьем! — яростно выкрикнула Мергень из дверей юрты, однако не решаясь выходить наружу.

— Что, она с ума сошла?! — испуганно крикнул якут. — Думаете, нам не жаль вас? Даем сколько можем! И князю скажу! Только вы уж пощадите нас, не трогайтесь с места!

— Иди с богом! Не желаем мы вам зла… Не хотим мы, чтобы все болели, — говорил Джанга, но якут не слышал его. Он бежал за нартами, оставив привезенное с собой на снегу.

По реке шел лед. Льдины со скрежетом наезжали одна на другую.

Весна

Джанга смолил на берегу лодку. Он прилежно водил горячим железом по швам, предварительно усыпанным толченой лиственной смолой, и пел протяжную русскую песню. У огня сидела Бытерхай с веником желтых полярных анемонов на черных прямых волосах и внимательно слушала песню рыбака. Другого платья на ней не было.

— Ты это как поешь, Джанга?

— А что? Нравится тебе?.. Это «губернская песенка», русская! И-и-и… Сколько там на Юге чудес! Церквей сколько, домов из камня, людей… Ох-сиэ! Ходил я туда… Ты, девка, не думай, что я всегда был такой безногий… Нет, и я был проворен, и меня женщины любили…

— Там тоже якуты живут? — спросила Бытерхай.

— Зачем якуты? — удивился Джанга. — Там русские живут. Нуча!

— А какой он, нуча?

— Нуча — господин. Он белый, сильный, красивый, с густыми волосами вот здесь… Борода называется.

— Красивее якута? — возбужденно спросила Бытерхай.

— Не-е, якуты красивее всех, — уверенно сказал Джанга, и Бытерхай успокоилась.

На озере кое-где еще попадались льдины. Джанга с большим шумом плавал по ометанному месту, загоняя рыбу в сети. Бытерхай, свесив голову, смотрела в воду.

Потом Джанга вытаскивал сеть, и дно лодки гудело под ударами рыбьих хвостов. Бытерхай опасливо поджимала ноги от широко раскрытых щучьих пастей.

— Смотри, Бытерхай! Эта рыба — как мы… От этой рыбы болезнь наша, — сказал Джанга, протягивая к девочке рыбу со странно распухшей головой. — Такую рыбу человек съест и даже не знает, что врага съел. У них вначале, как и у людей, не заметно: только маленькие пятна под чешуей… Зарыть ее надо в землю живьем.

— Мне жаль ее, она как мы… — прошептала девочка.

— И из-под земли черви яд разнесут… Сжечь бы ее надо, да огонь не любит скверноты, сердится, мстит, — рассуждал Джанга.

Возле юрты их окружили и стали осматривать рыбу.

— Пожалуй, хороший будет год, — заметил Грегорей.

— Еще бы речку перегородить, Грегорей! Запаслись бы мы рыбой на всю зиму, — возбужденно сказал Джанга.

— Кости болят у меня. Вода холодная, — уклончиво ответил тот.

— Там городьба уже раньше стояла, — убеждал Джанга. — Не надо глубоко входить!

— Еще свалюсь вниз… Я плавать не умею.

— У меня ноги хуже твоих, а я не боюсь! — обиделся Джанга. — Коли так судить, надо сидеть и заживо гнить!

— Я с Джангой пойду, — робко сказала Анка.

— Иди-иди! Там кусты густые! — засмеялась Мергень.

— А может, ты пойдешь?! Ты ведь крепкая, удалая, — льстиво сказал Джанга.

— Посмотрим, — мрачно сказала она и пошла в юрту.

— Вот как сделаем, — решительно сказала Мергень за завтраком. — Пусть Джанга с Анкой отправляются речку городить, а мы с Грегореем нарежем тальнику и станем плести морды.

— Не-е, я тоже пойду, — вдруг сказал Грегорей. — Колья вам таскать стану. Лишь бы мог я на мостике удержаться, — говорил он, стараясь не глядеть на Мергень.

Та больше ничего не сказала. Она зло сверкнула на Грегорея глазами, бросила ложку и ушла в свой угол.

— Здесь перегородим, — сказал Джанга. — Здесь место самое узкое и неглубокое. К тому же городьба была.

Бытерхай разводила огонь.

И закипела работа. Грегорей таскал бревна, а Анка с Джангой вколачивали их в дно быстрой реки.

— А что? Побоялся! — шепнул Анке Джанга, кивая на Грегорея. — Он знает, что я лют до баб, лютее татарина… Право!

— Рассказывай! — весело смеялась Анка.

Усталые, довольные, они вошли в юрту. Огонь едва тлел.

— Не сварила ужина, проклятая баба, — в сердцах сказал Джанга.

Проснулась Кутуяхсыт.