Брат, Брат-2 и другие фильмы

— С голоду я уснула, — объяснила она. — А Мергень все унесла. Взяла лучший котел, топор, нож, вещи собрала в узел — и пошла. Спрашиваю ее: куда? Молчит, точно не человек… Лучший котел, топор, нож, вещи собрала все, еду… Куда, говорю? Молчит… — бормотала старуха.

— Нож, топор, котел лучший… — Джанга бегло осматривал хозяйство. — Ох-сиэ! Да она и сеть лучшую взяла. Ведь, пожалуй, и лодку увела! Надо сети, что стоят, забрать! Надо плот делать! — возбужденно говорил Джанга.

— Постой, — остановил его Грегорей. — Наверное, уже взяла их… Только ночь зря промаешься. Ну ее к черту!

— Может, и лучше, что ушла. Спокойнее будет… Если нам скот вернут, все хорошо выйдет.

— Как же… Вернут тебе!.. Разве что сама пойдешь! Как же мы без лодки-то, без сетей? — не унимался рыбак.

— Взяла лучший котел, нож, топор, вещи собрала в узел… Говорю ей: куда?.. — бормотала Кутуяхсыт.

На землю опустился туман. Джанга и Бытерхай шли к городьбе.

— Скажи, Джанга, а что, если мы столько поймаем рыбы, что не унесем? — спрашивала Бытерхай.

— Не болтай! Промышленник никогда не должен сказывать! Пусть только Бог даст, а мы как-нибудь. — Джанга остановился.

— Стоит кто-то, — опасливо сказала Бытерхай.

— Не-е, не стоит… — неуверенно сказал Джанга.

— Зато ходит… Слышишь, трещит.

— Молчи!

Они прошли еще чуть-чуть. Речка была совсем рядом, но сквозь ее явственный шум было слышно что-то еще.

— Ходит… — напряженно прислушиваясь, сказал Джанга.

Девочка от страха присела к земле.

Крепкий ветер время от времени рвал сплошную туманную занавесь. Один из таких порывов на мгновение обнажил столбы и мостики городьбы. На них стояла темная, низко склонившаяся фигура. Раздался всплеск и сопение.

— Медведь, — сказал Джанга, и они побежали.

— Медведь! — заорал он, врываясь в юрту. — И ловко мы удрали! Я и не думал, что ноги мои могут так… — возбужденно говорил тунгус.

— Не идет, не слышно! — вбежала возбужденная Бытерхай.

— Морду он нашу осматривал. Рыбы хотел поесть, — говорил Джанга.

— Мергень бы не съел, черт… — сказал Грегорей.

Анка быстро взглянула на него.

— Тихо! Нельзя про него так, — сказала Кутуяхсыт. — Где бы он ни был, он слышит, что мы здесь говорим, как человек. Даже лучше человека! Кто знает, кто он такое? Сдерите с него шкуру и увидите, как он похож на женщину…

— Эх, была бы лодка, подплыли бы по речке… Посмотрели издали, — сказал Грегорей.

— Давай сошьем тунгусскую берестянку… — неуверенно предложил Джанга.

— Корья-то откуда возьмем? Пусть лучше Анка пойдет к князю, о скоте похлопочет, — предложил Грегорей. — Не убьют ведь… А так помрем все.

Анка тоскливо взглянула на мужа и промолчала.

Джанга с Грегореем пугали медведя.

Они шли вдоль озера, били палками о кастрюли и глядели на крошечный остров посередине, над которым вился сизый дымок.

— Да, хорошо выбрала! Всюду близко, — сказал Джанга.

— Ладно, пусть сидит!.. А мы достанем коров, и нам тоже будет хорошо, — говорил Грегорей. — Анка пойдет. Я-то уж знаю, она пойдет! Сено будем косить…

— Сознайся, Грегорей! Бросишь меня, если он выскочит? — спросил Джанга.

— Должно быть, брошу, — сознался Грегорей. — Уж больно я медведя боюсь…

— Тогда он съест меня. Куда я денусь на моих ногах… Даже на дерево не влезть мне.

Они подошли к городьбе. Медведя не было.

— Вот гадина! — воскликнул Джанга, осматривая ловушки на городьбе. — Смотри, ножом порезала! Чего она хочет, а?

— Ты же говорил, что медведь! Ты… пустая башка! Людей голодом морил! — вспылил Грегорей.

— Черное было… — оправдывался Джанга. — Туман… Казалось, большое… Нагнулось вот так… Смотри! Наша морда! В тальниках застряла! Даже рыбу не взяла… Вот баба!.. Чего ей надо?..

Орал патефон. Жители юрты весь день проводили за чисткой рыбы и заготовке ее впрок. Каждую рыбу взрезывали вдоль на две половины, очищали от костей и вялили на воздухе или коптили в дыме.

Даже Кутуяхсыт приползла на речку и наперебой с Бытерхай жарила на угольях и ела жирные внутренности рыб.

— Боюсь я, Грегорей, — говорила Анка, разделывая рыбу. — Помню, я была маленькая, пришел к нам в юрту однажды такой, как мы, хотел войти в юрту, отец поймал его за шею вилами и не пускал; он ревел и бился…

— А ты не входи! — убеждал ее Грегорей. — Так, кричи издали. Ведь твой скот! Тебе общество присудило! Или ты Петручану обещала? — вдруг спросил он.

— Нет! Не обещала ничего! Мой скот! — уверенно сказала Анка.

— Будет у нас скот — проживем, — сказал Грегорей.

— А в старости будут нас дети беречь, как у… людей. Я долго еще останусь здорова. А может, и дети наши будут здоровыми… Наполнятся жилища, построятся юрты, размножится народ… Даже если он будет умирать нашей смертью — все лучше, чем теперь. Старость везде скверна, а молодость веселится. Очень я, Грегорей, детей хочу…

— Пошто нам теперь они? — проворчал Грегорей. — Без скота не будет народу.

— Тебе караулить сегодня! — крикнул Джанга, вываливая очередную корзину рыбы.

Грегорей

Грегорей остался караулить городьбу. Для защиты от комаров он развел большой венок огней, сам сел в середину и принялся варить ужин, тихонько напевая.