Брат и сестра

Отставала одна только Уткина, но что же от нее можно было ожидать? Она боялась поцарапать туфли и вообще не желала пачкаться, потому что не оставляла мысли о том, что им с Виктором так или иначе удастся уйти в кино.

Но почему такой кислый Ярослав? Нездоровится ему, что ли? Нехотя таскал он носилки, чередуясь с Симоновым и Шурой, а когда кто-нибудь из них сменял у косилок Ярослава, он ничего не делал, равнодушно ожидая, когда опять подойдет его очередь. Он думал о чем-то своем.

Зоя хотела подойти к нему, спросить, отчего у него такое настроение, но как раз в это время на участке, где работали десятые классы, раздался взрыв смеха: там стоял Виктор Терпачев и рассказывал анекдоты. Он навалился грудью на носилки, поставив их на землю торчком: две рукоятки, воздетые к небу, образовали как бы раму переносной сцены, и высунувшись из этого отверстия, сильно жестикулируя руками и гримасничая, он изображал анекдоты, что называется, в лицах.

Стоявший возле него Шварц суетливо вертел по сторонам головой с красными ушами, переживая с упоением успех Терпачева у десятиклассников, которые покатывались от хохота и отвлекались от работы.

Зоя хотела уж было подойти туда пристыдить Терпачева или по крайней мере заставить его отдать носилки другим ребятам. Но на полпути ее остановил Ярослав:

— Зоя, мне надо с тобой поговорить.

В глазах Ярослава, в выражении его лица было что-то совсем необычное. У Зои появилась тревожная мысль, как бы их дружеские отношения не пострадали от того, что Ярослав собирается сейчас сказать. Зое стало жаль этих отношений, захотелось их защитить и отодвинуть разговор. Но Ярослав уже говорил:

— Произошла некрасивая история. Я даже не знаю, станешь ли ты после этого разговаривать со мной?

Они стояли и смотрели в глаза друг другу, но Зоя не могла понять, что же случилось. А Ярослав молчал.

— Ну скорее, Ярослав, — стала торопить его Зоя. — Ты меня задерживаешь — надо работать! Терпачев устраивает балаган какой-то, мы тоже с тобой стоим и ничего не делаем.

Ярослав сказал:

— Петина мать нашла в классе пустую бутылку с соской и отнесла ее Ивану Алексеевичу.

Зоя сильно изменилась в лице.

— Кто же мог выпить?

Ярослав опять замолчал.

— Кто же выпил?

— Я выпил! — сказал Ярослав. — Я, Терпачев и Шварц.

Зою ошеломило то, что Ярослав ей сказал. Нелепо! Дико! Неправдоподобно!

С предельной ясностью возникла в ее мозгу картина… Ведь это же было всего только два дня назад! Четверг… вечер, она диктует Пете Симонову и Ярославу, потом разговор о вступлении Ярослава в комсомол, о речи Ленина на III съезде комсомола, разговор, который, Зоя со всей силой и с болью теперь это чувствовала, для нее был очень дорогим.

А Ярослав добавил:

— Мы остались в классе и выпили после уроков.

Голос Ярослава показался Зое совершенно чужим, доносящимся откуда-то издалека.

Так что же она должна была сделать? Да, Зоя вспомнила, пойти на участок десятых классов и отобрать у Терпачева носилки. И Зоя пошла… Как раз на ее пути все еще стоял, не двигаясь с места, Ярослав. И Зоя обошла его, отправляясь за носилками, как обходят неодушевленный, посторонний предмет, загораживающий дорогу.

Неожиданно прямо перед Зоей возник улыбающийся директор с лопатой на плече. Поглощенная тем, что произошло сейчас у нее с Ярославом, Зоя совершенно не заметила, как подходил директор, хотя ребята давно уже увидели, что он пробирается в этот угол, и сигнализировали друг другу. Как ни в чем не бывало, а на самом деле с удвоенным усердием каждый из них продолжал свое дело.

Директора разгорячила работа: парусиновая рубашка взмокла на спине и потемнела, он на ходу осушал платком шею, лоб, туго протирал бритую голову.

— Ну, Зоя Анатольевна, командуй — прибыл в твое распоряжение! — сказал он, снимая с плеча лопату и пробуя ею добраться до земли. Но лопата звякнула обо что-то, уперлась и дальше не пошла.

Терпачев оказался уже тут как тут! Успев на ходу схватить у кого-то грабли для директора, он услужливо протянул их, проговорив:

— Василий Петрович, вот хорошие грабли, лопатой здесь ничего не сделаешь!

Но директор не взял грабли, сказал:

— Нет уж, пускай Космодемьянская командует или Пчельникова. Что староста и групорг укажут, то и стану делать.

Ребята закричали сразу в несколько голосов, перебивая друг друга:

— Кирпичи!

— Василий Петрович, носить кирпичи!

— Таскать на носилках мусор!

Директор рассмеялся:

— Не кричите, не испугаете! А может, Космодемьянская меня пожалеет, найдет работенку полегче?

Зоя смущенно засмеялась, замотала головой и сказала:

— Ребята правильно говорят, Василий Петрович, надо носить мусор.

В это время Марфа Филипповна открыла окно в нижнем этаже школы и крикнула:

— Василий Петрович, к телефону зовут!

Директор расхохотался с добродушным злорадством и торжествующе сказал, поворачиваясь к ребятам то в одну, то в другую сторону:

— Ну, чья взяла? Вот вам и мусор! У кого не хватает лопаты, кому передать?

Но Зоя вдруг крикнула певучим голосом, торопясь, пока мать Пети Симонова не успела еще закрыть окно:

— Марфа Филипповна, скажите, что директор занят: он работает в саду на школьном субботнике!