Он посмотрел на Люсю Уткину, и вдруг вместо обычного «ты» Иван Алексеевич сказал ей холодное, чужое «вы», точно она училась в какой-то другой школе, а не у него:
— А вы, я думаю, не посадили еще ни одной былинки, а уже ломаете деревья.
Зое стало жаль Люсю. Не такой уж она совершила тяжкий грех. Ну, упала, споткнулась, так разве Люся это сделала нарочно? Зачем Иван Алексеевич так много говорит об этом? Зоя испытывала совершенно непривычное для нее чувство неловкости за учителя, которого она так уважала.
В калитке сада появился Петя. Он нес огромный чугун, полный углей, схватив его в охапку обеими руками. Увидев его, Иван Алексеевич отвернулся и даже махнул рукой, как бы досадуя на то, что в такую серьезную минуту Петя делает нелепость.
— Зачем целый чугун? — сказал Иван Алексеевич и вдруг затрясся от беззвучного, неудержимого смеха. Так неожиданно разрядилось его напряжение. Он схватился обеими руками за грудь и закашлялся.
Когда он успокоился, лицо у него опять стало грустным. Выбрав из чугуна хорошо обожженный березовый уголек и наклонившись к земле, он тщательно растер его в порошок между двумя кирпичами.
Тем временем Зоя, знавшая уже, что в таких случаях поврежденные места корня надо натирать угольным порошком, приподняла от земли комель яблоньки и держала его перед Язевым.
Иван Алексеевич быстро и ловко обрезал обломанные корни кривым садовым ножом. Натирая гладкие места среза углем, он сказал:
— Это как йод для нас с вами. Так же надо поступать и с комнатными растениями, если они повреждены или если при пересадке приходится удалить часть корней.
Закончив операцию, Иван Алексеевич добавил:
— Берегите деревья — это наши друзья! В Индии есть трогательная поговорка: «Дерево не лишает своей благодатной тени даже того, кто его рубит».
Иван Алексеевич ушел. Уткина, подождав, пока он отойдет на такое расстояние, чтобы ее слов не было слышно, сказала:
— Язев любит устраивать нравоучительные спектакли: в пятницу разыграл в биологическом кабинете трагедию под названием «Злодей Терпачев», а сегодня мелодраму «Деревья — наши друзья». Как будто я действительно нарочно упала на это проклятое дерево. Как ему не стыдно!
Говоря это, Уткина передразнила Ивана Алексеевича, вобрав голову в плечи и стараясь одно из них поднять выше другого. Но этого ей все еще было мало. Чтобы удовлетворить уязвленное самолюбие, она продолжала:
— У него очень редкое сочетание талантов: ставит пьесу собственного сочинения, сам драматург, сам режиссер и он же актер-любитель.
Все, что Уткина говорила о Язеве, настолько не вязалось с этим строгим, подчас даже суровым, но любимым ими человеком, что всем стало нестерпимо стыдно. Даже Терпачев молчал и не поддержал ее ни одним словом.
Зоя, которая только что пожалела ее, не дала теперь Уткиной продолжать.
— Перестань! Как тебе не стыдно?! Мы любим Ивана Алексеевича и не позволим тебе зубоскалить на его счет.
Лицо у Люси стало злое, на лбу и на щеках опять появились неровные красные пятна. Она развязно вскинула обе руки, подняла их кверху и сказала:
— Сдаюсь! Ты, Космодемьянская, по обыкновению, ужасно правильная! Разве можно тебя убедить хоть в чем-нибудь?
Люся Уткина с малых лет заслуги отца бездумно переносила на самое себя: папа считается передовым, очень способным человеком; папу от учреждения выдвигают на курсы повышения квалификации; папа получает повышение по должности; папа имеет большой авторитет: когда кто-нибудь разговаривает с папой, то даже тон у этих людей меняется; папа бывает на съездах, о которых пишут в газетах; папа работает над повышением своего теоретического уровня — изучает классиков марксизма-ленинизма; папа вместе с группой работников завода получил орден в Кремле; по выходным дням папа имеет возможность пользоваться персональной машиной.
Все это, происходящее в течение нескольких лет на глазах у дочки, кажется ей частью ее самой, неотделимой от ее собственного существования.
Люсе есть с кем посоветоваться, когда она готовит уроки; к тому же Люсе наняли репетитора по немецкому языку; сверх того по четвергам к Люсе приходит учительница музыки. Неудивительно, что Люся с шестого класса круглая отличница. У Люси достаточно денег, чтобы купить какие угодно книги и по какой угодно цене, поэтому ей никогда не приходится тратить времени ни на хождение в библиотеку, ни на посещение читальни. У Люси достаточно личных «карманных денег», чтобы, когда она захочет, пойти в театр или в кино; платье она, конечно, не покупает готовое в магазине, причем портниха приходит сама к ней на дом (опять экономия времени).
Люсе семнадцать лет, но она уже два раза побывала на Черноморском побережье: один раз — в Крыму, другой — на Кавказе.
Она не была глупа и обладала способностью быстро все схватывать, но ей не хватало глубины: все у нее лишь внешнее, поверхностное, без внутреннего искреннего интереса; никто не знал: чем же Люся увлекается по-настоящему, кроме постоянного стремления всем нравиться и во всем быть первой?