Читаем Брат и сестра полностью

В зале Васнецова Зоя всегда подходила прежде всего к картине «Три богатыря». Она даже написала на эту тему домашнее сочинение в шестом классе. А Шуру притягивало к себе совсем другое произведение Васнецова: он подолгу простаивал перед траурно-зловещей и торжественной, как эпическая поэма, картиной «После побоища Игоря Святославовича с половцами». В степи, среди поверженных в прах воинов, помятых шлемов, пробитых кольчуг, поломанных копий, зазубренных мечей и сабель, единственно, что осталось в живых, — синие колокольчики в помятой высокой траве и ромашки да яростно сцепившиеся в воздухе из-за обильной кровавой добычи орлы-стервятники.

С тех пор как Шура начал сознательно заниматься живописью, он стал совсем по-другому изучать картины, давно известные уже ему по своему содержанию: его теперь все больше и больше интересовало, как же они сделаны?

Погруженный в свои переживания, он не отвечал, если кто-нибудь из товарищей обращался к нему с вопросом. Не очень внимательно Шура следил и за тем, что говорила Вера Сергеевна. Иногда он рассматривал даже совсем другую картину, не ту, у которой останавливалась их группа; порою он отставал от своих или же, наоборот, уходил один далеко вперед.

Чаще всего он рассматривал какую-нибудь деталь с близкого расстояния — в упор, сбоку или же снизу, ища такого положения, чтобы холст не отсвечивал. Ему хотелось разгадать рабочий прием художника, тот способ, при помощи которого художник, изображая тот или иной предмет, накладывает большими или мелкими мазками краску на холст.

Люся Уткина, проходя мимо Шуры, тихо сказала ему:

— Ты скоро начнешь нюхать картины!

Шура не обратил на это никакого внимания. Только Дима Кутырин мог вывести его из такого состояния, и тогда они вместе обсуждали техническую сторону или, как они говорили, «фактуру» живописи данного художника.

Крупный, почти на голову выше Зои, широкоплечий, Шура часто мешал смотреть другим, слишком близко подходя к картинам. Дежурный сотрудник галереи два раза сделал ему замечание. То же самое происходило и в предыдущие посещения. В таких случаях Шура как бы внезапно пробуждался и отходил от картины со своей особой, свойственной только ему одному «кривой» улыбкой, беспомощной и в то же время по-домашнему милой.

Совсем по-другому смотрела картины Зоя. Есть в Третьяковской галерее картины, остановившись перед которыми Зоя забывала буквально все на свете. Нет, ее не занимало, как сделана картина, каким способом покрыта поверхность холста. Она целиком отдавалась непосредственному, живому восприятию. Так слушают музыку или песню, совершенно не думая о том, при помощи каких звукосочетаний она так сильно действует на душу человека.

Зоя не слышала приглушенного шороха шагов посетителей, медленно продвигающихся вдоль стен, увешанных картинами. Всякий раз она как бы переселялась, проникала за пределы рамы, входила в мир картины, как можно войти в лес, подняться на вершину скалы или же, переступив порог, оказаться в чьем-нибудь доме и стать участником происходящих там событий.

Когда Зоя смотрела на «Аленушку» Васнецова, горюющую у лесного омута о брате, Зое хотелось самой сесть рядом с Аленушкой, обо всем расспросить ее и помочь ей. «Неравный брак» Пукирева вызывал у Зои состояние, близкое к чувству злобы. Почему так покорно стоит под венцом в церкви девушка рядом с дряхлым, высохшим стариком? Зачем так безвольно протянула она руку священнику? Сейчас он наденет на палец обручальное кольцо и скует ее на всю жизнь золотыми цепями. Почему же не кричит девушка, почему не зовет на помощь? Почему не сорвет она с себя подвенечный наряд и не убежит из церкви? «Умри, но никому не давай поцелуя без любви!»

Такой же взволнованной соучастницей стояла Зоя и перед пейзажами своих любимых художников. Она поднималась высоко на гору и побывала «Над вечным покоем» Левитана, где свежий, порывистый ветер растрепал, перепутал у нее на голове волосы; ранним утром Зоя прошла босыми ногами по росной траве в «Березовой роще» Куинджи; она исходила все лесные тропы в картинах Шишкина, и это к ее ногам склонялась созревшая, тучная рожь, как бы умоляя, чтобы поспешили с жатвой, иначе колосья начнут ронять свои зерна прямо на землю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии