Читаем Брат и сестра полностью

Приближалась пора экзаменов. Но Вера Сергеевна сдержала свое слово и еще раз повела девятый «А» в Третьяковскую галерею. Это было последнее в учебном году внешкольное мероприятие, — с понедельника начиналась усиленная подготовка к испытаниям.

День выбрали удачный.

Небо над Москвой было такой безукоризненной чистоты, после прошедших недавно дождей, что, казалось, просто не из чего больше образоваться хотя бы одному облачку, — они так и не смогли появиться до самого позднего вечера. Условия освещения для осмотра картин сложились необыкновенно хорошие.

Никогда еще ни Шура Космодемьянский, который много раз бывал здесь вдвоем с Димочкой Кутыриным, и никто из его товарищей не видели, сколько света в залах второго этажа галереи, проникающего сюда через матовые стекла высоких потолков. Именно о таком освещении мечтает каждый художник, когда он создает свое произведение и когда он в своем воображении уже видит толпящихся перед картиной зрителей с широко раскрытыми глазами и жаждет, чтобы все детали его замысла были глубоко поняты каждым, кто остановится перед картиной. Сегодня все казалось более значительным, даже те картины, которые все в классе давно уже изучили.

Вера Сергеевна провела экскурсию с подъемом. Обильный свет весеннего дня взбудоражил и ее, разбудил в ней какие-то новые творческие силы, хотя она и без того не страдала отсутствием энергии.

Сразу же прошли в залы, где собраны лучшие произведения передвижников. Художники этой школы дают бесценный, незаменимый материал, позволяющий глубже понять эпоху шестидесятников.

Долго стояли перед картиной Репина «Арест пропагандиста» и еще дольше, вспоминая трагическую судьбу Чернышевского, перед картиной — «Не ждали». Репин с поразительной силой изобразил неожиданное возвращение в семью политического «преступника», измученного долгими годами царской ссылки.

Около картины Ярошенко «Студент» завязался было жаркий спор. Вера Сергеевна спросила:

— Кого напоминает вам этот человек с шалью на плечах? В те годы так ходили студенты.

Первым по обыкновению отозвался Виктор Терпачев, он сказал:

— Типичный Рахметов. Человек нового типа: революционер-профессионал.

— Не согласна, — возразила Зоя, поднимаясь со стула, на который она только что было села посреди зала, приготовившись слушать Веру Сергеевну. — Не согласна! Само собой разумеется, что художник изобразил передового человека — я в это верю. Но разве у Рахметова могут быть опущены плечи? Где же в облике этого студента черты той поразительной силы воли, которую развил в себе Рахметов?

Вера Сергеевна была довольна и вместе с тем встревожилась. Она давно уже знала по опыту, какой редкой способностью завязывать беседу и вовлекать товарищей в жаркие дискуссии обладает Зоя. Признак того, что Зоя готова к борьбе, уже появился. В такие минуты словно бы какой-то свежий ветер вдруг пахнет Зое в лицо, Быстрым движением руки она откинет назад пружинящую прядку чуть вьющихся, подстриженных волос, немного сощурит голубовато-серые глаза, они потемнеют, а краски на ее лице станут ярче.

Заметив этот безошибочный признак того, что Зоя сейчас начнет во что бы то ни стало доказывать свою правоту, Вера Сергеевна побоялась, как бы спорщики не увлеклись и не стали мешать другим посетителям.

— Тише! — попросила она. — Давайте этот разговор перенесем в класс, продолжим его на ближайшем уроке. А теперь пройдемте к картине Перова — приезд гувернантки в семью разбогатевшего купца-самодура. Это даст нам возможность поговорить о том положении, которое занимала в обществе женщина шестидесятых годов.

Порыв Зои не пропал даром: он, как толчок, передался самой Вере Сергеевне — она оживлялась все больше и больше.

Один только Шура Космодемьянский казался рассеянным. А между тем именно он больше, чем кто бы то ни было другой из всего класса, любил Третьяковскую галерею. Как только он входил в первый зал нижнего этажа или начинал подниматься по широкой лестнице главного входа, на него уже начинали действовать даже одни запахи галереи, знакомые ему с далекого детства, — запах лака и усыхающих красок.

Сколько раз он бывал в Третьяковской галерее? Он не смог бы на это ответить. Первый раз привела сюда Шуру мать, держа его еще за руку, а рядом шли Зоя и отец, да, отец… он был еще жив. С тех пор прошло немало лет. Много раз Шура приходил сюда только с Кутыриным. Особенно часто начали они бывать в Третьяковской галерее после перехода в восьмой класс, когда оба стали заниматься в студии.

Одной из самых любимых картин Шуры была работа Серова «Девочка с персиками».

Подолгу простаивал Шура и перед «Стогами» Левитана, ощущая, как постепенно сыреет сено от вечернего тумана и медленно движется по своему кругу луна глубокого медового цвета.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии