–Скажи, брат, как намерен ты поступить с Новугородом? Город вымирает, и в твоих руках дать ему жизнь.
–Эка невидаль, перемрет народец новгородский! Чего их жалеть? Сколь славных князей с позором изгнали они из города, сколь бояр неугодных им бросили в Волхов, а дворы их разорили! Нет, брат! Я пожду еще. Пока на коленях, с веревками на шеях не приползут умолять меня прийти в Новугород. И чего бы мне ни стоило, я заставлю их забыть вече!
–А ежели не приползут? Некому ползти будет. Вымрет народ. Что тогда?
–Этих посажу в Новугороде, – кивнул Ярослав на окно. – Видел, сколь народа в Торжке? Надо будет, из Переяславля привезу мужиков, с малых городков.
–Как бы все это бедой не обернулось. Крепки в коленях новгородцы, от веча не отрекутся. Могут призвать на стол Лешку Белого или Мстислава Мстиславича.
–Лешку не боюсь, а тесть мой супротив меня не пойдет. Так что не тревожься, все уладится.
–Дай-то Бог, – вздохнул Юрий. – Тяжело здесь, – прижал он руку к груди. – Чует сердце беду, да не знает, с какой стороны она подкрадется.
3Несколько дней уговаривало посольство новгородское князя Мстислава Удалого прийти на новгородский стол. Князь понимал, что прийти в Новгород – это значит пойти против Ярослава, а того поддержит Юрий Всеволодович. Опять князь на князя, опять кровь, слезы вдов и сирот. С приходом старости князь Мстислав все болезненнее стал ощущать, как слабеет Русь от междоусобиц, как нищают города и от безлюдья зарастают травой пашни, как поднимают голову враги и все чаще разоряют порубежье. Но позволить, чтобы вымер город, которому долгие годы служил его отец Мстислав Храбрый и он сам, допустить не мог. И князь согласился. Собрав дружину, нагрузив два обоза хлебом, Мстислав выступил из Торопца.
Новгород встречал тишиной. Некому было звонить в колокола. Правда, звонарь сумел подняться на звонницу, но не осталось сил раскачать тяжелый язык. Сверху он смотрел на втягивающихся на Ярославово дворище дружинников торопецкого князя, обозы с хлебом и плакал от бессилия и от счастья. Наконец-то пришло избавление.
Вскоре появилось еще два обоза. Один из Можайска, другой из Полоцка. Оживился торг, появилась надежда у выживших новгородцев на возрождение.
Мстислав Мстиславич понимал, что с тем количеством воинов, приведенных им из Торопца, он не мог идти на Ярослава, и тогда в Смоленск, в Ростов, Псков поскакали гонцы с призывом присоединиться к торопецкому князю, восстановить справедливость и порядок в Белой Руси. Первым откликнулся брат Мстислава – псковский князь Владимир. Он привел три сотни воинов. Вместе с торопецкой дружиной было пять сотен. Какое-то количество ратников мог дать и Новгород, но надежд на это было мало: слишком ослабели новгородцы.
Мстислав не желал зла своему зятю. Перед его глазами не раз всплывали картины свадьбы и счастливые лица дочери и ее мужа. Он надеялся, что Ярослав одумается, отпустит из Торжка пленных бояр и удерживаемые обозы новгородских купцов. И потому в Торжок был отправлен священник поречистее, чтобы увещеваниями, божьим словом привел князя к праведному решению. Но Ярослав даже не выслушал священника. Отмахнувшись от него, как от назойливой мухи, он с раздражением приказал воеводе:
–Чернорясника, что пришел от Мстислава, вывести за город и пустить вольно. И вот еще что: до меня дошел слух, что Мстислав собирает супротив меня войско. Так ли это?
–Так, государь, – склонил голову воевода.
–Почто молчал? – сурово сдвинул брови Ярослав.
–Не был в том уверен.
–И много собрал воинов мой тестюшка?
–Пять сотен.
–И только-то! – рассмеялся Ярослав. Воевода замялся и нерешительно произнес:
–Поговаривают, что к нему идут смоленские полки и брат твой Константин тоже готовится выступить.
–Та-а-ак! – угрожающе повысил голос Ярослав. – Не думал, что Мстислав на родича руку поднимет. Но я тоже не лыком шит. Готовь посыльщиков к братьям моим: к Юрию, Святославу и Ивану. Да вот еще что: новгородские крикуны легко князей меняют, не помочь ли им от Мстислава избавиться? Мужиков из земли новгородской у нас поболе двух тысяч. Отбери из них с сотенку посмышленее, да чтобы нам верны были, и с наказом бунтовать народ супротив Мстислава отправь в Новугород. Остальных же переимать, в железа заковать и по городкам земли переяславской отправить. Кто же воле моей начнет противиться, того без жалости сечь мечами!
Среди сотни отобранных для тайного дела новгородцев оказался и Лука Меньшой. Он сам вызвался идти в Новгород. Два месяца Лука терзался неизвестностью о судьбе своего семейства, оставленного им в гибнущем городе. С десятком таких же, как он, работных людей Лука пошел в поисках хлеба из города, но, перехваченный заставой ярославских мужиков, оказался в Торжке.
С тяжелым сердцем брели новгородцы в свою отчину. Молчали, стыдились смотреть друг другу в глаза, но при подходе к городу, остановившись на последний привал, решили: повиниться князю торопецкому.
Мстислав Мстиславич вышел на высокое крыльцо княжеского терема к стоявшим на коленях мужикам, терпеливо выслушал покаянную речь и, махнув рукой, сказал: