Брат за брата

Винсент уже должен быть здесь. Но не орет радио, не слышно этой поганой героиновой музыки, которую слушает нынешняя молодежь, да и свет не горит. Однако завтра въезжают хозяева, так что Винсент вот-вот появится.

Иван снова толкнул балконную дверь; как же хорошо было пройти через гостиную, осматривая со знанием дела побеленный потолок и размышляя о том, что он, Иван, работает так же быстро, как молодые, но при этом – куда профессиональнее, ведь неровно и небрежно нанесенная краска так раздражает. Иван был уверен, что Винсент захочет работать с ним и в следующий раз – не только чтобы узнать отца получше, но и потому, что хороший маляр – на вес золота.

Бутылка вина так и стояла в кухне на мойке. Он оставил ее там, потому что ожидал услышать в глубине квартиры героиновую музыку. «Бычья кровь». Прямо из горлышка. Проглотил быстро: не хотелось вкуса во рту, хотелось только жжения в груди. Когда он возвращал бутылку на жесть мойки, раздался двойной звонок.

Динь-дон. Еще раз. Динь-дон.

Входная дверь.

Кто-то позвонил в дверь.

– Заходи, гостем будешь.

Он перенес бутылку в пустой буфет. Наверное, соседка – та, что вечно жалуется. Или владельцы – хотят посмотреть, как тут теперь здорово.

– Входите, входите.

Какая-то женщина. Слышно по шагам – легкие, слегка выжидательные.

– Винсент?

Это не соседка. И не владелица квартиры.

Она?

Какого черта она делает в этой прихожей?

– Ты здесь, Винсент?

Мать трех его сыновей.

Бритт-Мари.

Он снова открыл шкафчик; три больших глотка наполнили грудь. Когда он оторвался от горлышка, она уже стояла в кухне, пристально глядя на него.

– Два года.

Столь же пораженная тем, что он здесь, как он поразился, увидев здесь – ее.

– Два года, Бритт-Мари. Но теперь конец. Я больше не трезвенник.

Четыре больших глотка. Он протянул ей бутылку.

– Хочешь, Бритт-Марри? «Egri». Бычья кровь. Это по-венгерски.

– Я ищу Винсента.

Она огляделась и словно бы прислушалась.

– Он должен работать здесь. Во всяком случае, Феликс так сказал.

– Феликс прав. Он здесь работает. Вместе со своим папой.

– В таком случае – ты знаешь, где он?

Иван развел руки, указывая на свежепобеленный потолок, такие же свежие стены, на новый кафель между мойкой и дверцами шкафчика.

– Видишь, как здорово мы все здесь сделали? Я и твой младший сын. Идеально. Винсент такой старательный и аккуратный. Помнишь, как он раскладывал карандаши в детстве? Он и сейчас такой же. Все на своем месте.

– Ты можешь ответить на мой вопрос, Иван? Где Винсент?

– А зачем ты его ищешь?

– Он звонил мне после обеда. Очень нервничал. К нему явился какой-то полицейский, сказал, что речь о Лео. И после этого я не могу ему дозвониться. Я волнуюсь, Иван.

Проклятый телевизор.

Обширный заблокированный район в двадцати километрах от Стокгольма. И одновременно – оцепление вокруг здания суда и полицейского управления в центре столицы.

Иван так и не понял, как или зачем, но он был уверен, что его использовали: он – пешка в планах Лео, пешка, о которой говорил Винсент. И это каким-то образом связано с теленовостями. Но чтобы и Винсент оказался втянутым? Нет. В это он не верил. Винсент принял решение. И вряд ли изменит его.

– Знаешь, Бритт-Мари, я узнал Винсента, пока мы работали вместе. Поверь, тебе не о чем беспокоиться. Он больше никогда не совершит преступления.

Она улыбнулась – недобро.

– Так ты тоже не знаешь, где он? Ты, как обычно, понятия не имеешь, да?

– Он скоро придет. Не волнуйся. О чем я понятия не имею? Что знала ты, Бритт-Мари, когда они грабили банки? Они ничего тебе не сказали. Лео пришел ко мне. Нас судили и приговорили вместе!

Она слегка покачала головой. Как раньше.

Печально. Словно смиряясь.

– Я думала… их пути разошлись. Искренне надеялась, что их разделение уже произошло. Что эти безумные, абсурдные узы, которыми ты связывал их маленьких, вся эта извращенная преданность семье – мы против целого мира! – что эти узы распались в тюрьме, что тюремные сроки развели их в разные стороны, что наши трое сыновей наконец начали отдаляться друг от друга.

Прежде она почти шептала, но теперь заговорила намного громче, едва не крича.

– Винсент не захотел даже приехать ко мне домой на ужин – он боялся, Иван, что Лео снова втянет его во что-нибудь. Понимаешь ты это? Я так хотела, чтобы он оказался здесь. Но его здесь нет. Значит, он едет туда – туда, куда он не хочет! Это твоя вина, Иван! Это цена твоей чертовой преданности семье! За всем, что разрушает моих детей, стоишь ты…

Ее голова показалась маленькой в его широко раскрытой ладони. Удар пришелся на всю левую часть лица. От виска – к носу и челюсти. Он даже ощутил, как его пальцы касаются кожи под волосами женщины. Если бы она не рухнула на пол, следующий удар был бы уже кулаком.

Но больше ударов не было.

Бритт-Мари не кричала, не бежала – она сидела на чистейшем кухонном полу, заливая его кровью из носа, и смотрела на Ивана.

Он потянулся за бутылкой, на дне еще оставалась пара глотков. Достаточно, чтобы побороть зарождавшееся внутри ощущение.

Один-единственный удар.

Вот, оказывается, что ему требовалось.