Брат за брата

Потому что этот скоропалительный визит касался не ее сына, а совершенно другого человека – его собственного старшего брата, единственного оставшегося в живых члена их семьи.

Бронкс все еще надеялся, что его брат не связан с вооруженным ограблением. Надеялся как-нибудь дотянуться до Сэма, помешать ему участвовать в затеянной Лео Дувняком продаже оружия. Не допустить, чтобы брат снова получил пожизненный срок.

– Вот что, Бритт-Мари… Кстати, можно я буду называть вас Бритт-Мари? Если я не свяжусь с вашим сыном, если мы с ним не сможем достичь какого-нибудь соглашения, то последуют неприятности куда серьезнее тех, что доставил вам вчерашний обыск, когда речь шла всего лишь о подозрениях. После того как ваш сын совершит тяжкое преступление, которое он, как мне точно известно, намерен совершить, разверзнется настоящий ад.

– Нет. Вам нельзя называть меня Бритт-Мари. Потому что вы меня не знаете. Знали бы – понимали бы, что я не могу вам помочь. Я его мама. Я не буду помогать вам арестовать его.

– Вы не будете помогать мне арестовать его. Вы поможете мне предотвратить арест.

Он лгал, снова. Надо было заставить ее поверить, что полицейский, стоящий сейчас перед ней, пытается предотвратить арест ее сына. Он лгал ей ради Сэма, точно так же, как солгал другой умной женщине да к тому же великолепному детективу. Не хотел бы он еще раз пережить такое: настолько сильно презирать самого себя.

– Прошу вас, доверьтесь мне, Бритт-Мари.

– Я не могу доверять человеку, чьих целей не понимаю.

– Целей?

– У всех есть какая-то цель.

Отчаяние. Движущая сила, извратившая цель. Его собственная мать могла бы стоять вот так и защищать одного из своих сыновей. Но у него нет выбора. Он вынужден все-таки использовать двух других братьев. С их помощью он дотянется до нее. А она дотянется до Лео.

– Замешан еще кое-кто.

– Еще?

– Ваш сын Лео пытается втянуть в дело своих братьев. Тех, кто такого не заслуживает. Он и раньше это делал. Неужели вы хотите, чтобы все повторилось?

– Феликса?

Бронкс смотрел, как его отчаяние становится ее отчаянием. Презрение к себе ширилось, разбухало.

– Вы имеете в виду Феликса? Или нет, я… Винсента? Он…

– Братьев, Бритт-Мари. Это все, что я могу вам сказать.

Ему хотелось крикнуть ей.

«Братьев» означает «моего брата!».

Ему хотелось, но он не крикнул. И тут он увидел, как ее несокрушимость, та сила, что помогала ей выстоять, – оседает. Кажется, он проделал брешь в ее панцире.

– Позвоните ему.

Он протянул ей свой телефон.

– Позвоните, Бритт-Мари.

– Нет.

Она была обессилена. Но достаточно стойка, чтобы упрямо покачать головой.

– Послушайте меня, Бритт-Мари. Вы должны…

– Вы не слышите меня?

И она крикнула:

– Винсент никогда больше не совершит преступление! Я знаю! Я его мать, и я знаю!

Эти слова поднялись откуда-то из ее утробы, из глубины, прошли сквозь него и приземлились далеко-далеко, среди красивых домиков.

– Так что я никогда не буду звонить, подыгрывая вам!

Она взмахнула обеими руками, указывая на дорожку, ведущую к гаражу, и освещенную улочку.

– Уходите. Пожалуйста.

Ее голос больше не был криком, он стал тихим и резким.

– Или вы хотите, чтобы я позвонила полицейским, которые сегодня вечером на службе?

* * *

Двойственное чувство владело им, когда после пары часов бесцельной езды по сельским дорогам и, может быть, первого осмысленного разговора с тех пор, как они стали взрослыми, он высадил отца возле ресторана «Драва». Два чувства одновременно. Ему это не нравилось. Это был не он. Для успеха дела надо избавиться от помех. А сейчас чувства сталкивались и – мешали. Его, конечно, радовало, что Бронкс купился на хитрость, что отец купился. Но когда он потом сидел в машине, поглядывая на ресторан, ко всему прочему добавилось еще кое-что. Ощущение чего-то грязного. Отец, который легкими шагами подошел к стойке, поболтал с владельцем и заказал последнюю перед закрытием чашку кофе, выглядел таким… довольным. Надежда. Вот что он нес в себе. Надежда, которой его старший сын наполнил его – и которую скоро отнимет.

Грязь.

Та же грязь, что и в детстве. Много лет назад отец проделывал подобное с тремя мальчиками: давал надежду и отнимал ее.

Необходимо было, чтобы план сработал. Бронкс должен находиться в двадцати километрах отсюда, когда Лео Дувняк завтра ограбит его.

Отец, конечно, будет дьявольски разочарован. Обижен. Но не уничтожен. Он примет еще один звонок, а дальше его участие станет не обязательным. Он не понесет наказания, ведь все поймут, что он только пешка в игре, едва не разгаданной им там, в сарае.