Братьев своих ищи…

– Их ведь, Сеня, миллионы таких!.. И это мы их такими вырастили. Что я ей мог сказать?! Что полностью с ней согласен?! Что прежде всего – воспитай Человека, а уж потом вкладывай в него все, что хочешь. Но в Человека! Понимающего, что мы не можем быть волками друг другу… Понимающего, что именно Любовь правит миром, но не любовь к себе.

Я кивал головой, слушал и молчал.

Не хотел подливать масла в огонь.

Подливал ликера.

В этот вечер Полина Борисовна была грустна.

Не удалось мне вывести ее из этого состояния, как ни старался.

Для нее это был, словно вечер судного дня.

Я понимал, что она должна выговориться.

Потом пошли прогуляться…

Когда выходили, я ненароком оставил на столе 500 долларов, то, что у меня было… Знал, что она не возьмет, если открыто предложить, решил ее обмануть.

Назавтра я улетал.

Уже проходил контроль, как вдруг появилась она.

Подбежала ко мне, обняла и вернула деньги.

Сказала: «Этого не делай больше, мой дорогой Сеня.

И Нине передай мой самый теплый привет. Живите там с миром».

Мы поцеловались, и я ушел.

Мы потом несколько раз говорили по телефону.

Просил моих друзей в Питере помогать ей.

Они мне честно отзванивали и сообщали, что от денег она категорически отказывается. Максимум на что соглашалась, чтобы завозили ей продукты. Но деньги отдавала сразу.

Где-то через два года ее дом расселили. Какой-то очередной «математик» сделал из этого дома офис. Правда, в обмен она получила отдельную квартирку, была довольна.

Да, самое интересное, она мне сказала, что через неделю Паша вернул ей деньги.

Сегодня я думаю, что она сказала так, чтобы меня успокоить.

Но выяснить уже не у кого.

/ цель /

На моем веку столько примеров сгоревших ребят!

Когда амбиции и эгоизм сделали свое. И талантливые ребята «умирали» от зависти, оттого, что не первые в титрах, оттого, что не главная роль, от того, что талантлив, но «никто этого не замечает»… Они выли бессонными ночами, пили, кололись, чтобы забыться, или сладостно страдали от «несправедливости». А все потому, что выбрали себе не ту цель!

В конце 70-х я уже отслужил год в армии, был командиром отделения, сержантом, когда вдруг к нам в батарею прислали молоденького парнишку, рыжего, с детским лицом – Яшу Степанова. Он оказался одним из ведущих артистов Ленинградского ТЮЗа. ТЮЗ в это время гремел в Ленинграде. Его режиссер Корогодский готовил своих артистов быть лучшими, сделать свой театр самым лучшим… И это удавалось.

И вот театр должен был ехать в Париж на гастроли, и Яша, конечно, с ним… Но что-то не сработало там в верхах, в секторе идеологии: обком вовремя не подсуетился, и военкомат быстренько загреб Яшу и отправил к нам, в снега, в леса, к волкам, в Архангельскую область, в руки сержантов, которые рады были его погонять.

Так мы и встретились с ним.

Я был уже бывалым сержантом, и в то же время любил театр, кино, уже что-то писал, поэтому он искал во мне защиту от приказов, холода и «стариков». Мы часто говорили с ним об искусстве, он был восторженным, очень молодым, но его угнетали несвобода, наряды и бесправие.

Пытался я, как мог, помочь ему, даже на некоторое время пристроил в клуб – место элитарное в армии. Но что-то у него там не пошло. К счастью (или не счастью), армия его закончилась быстро.

Как-то я пришел мертвый после наряда, свалился на свою койку и сквозь сон услышал крик Яши:

– Товарищ сержант, я никогда вас не забуду!

Выяснилось, что за ним приехали. Обком разобрался, Яшу отозвали и отправили на завершение службы… в Париж. А потом и дальше, на гастроли по всему миру.

Я отслужил. Через год вернулся в Ленинград. Яша приглашал меня на спектакли. Он «рвал подметки»! Он хотел сниматься, его начали брать в кино, он много играл в театре. Мечтал стать большим артистом – самым большим, как и учил его Корогодский, – и были у него для этого все данные. В то время в ТЮЗе все были известные, особенные и погруженные в себя.

Но вот, Корогодского посадили. Не стало «отца». Театр без него начал потихоньку увядать. И Яша тоже.

Он ходил на студию Ленфильма в поисках ролей… Его меньше брали. Я помню, он снялся в фильме «Зеркало для героя» на Свердловской студии в роли танкиста с обожженным лицом.

Его так загримировали, что я с трудом узнал его. А потом еще и заменили его голос, продублировали кем-то.

До сих пор не понимаю, для чего это было сделано.

Это было ударом для Яши.

Как сейчас помню его, стоящего в полупустом коридоре студии, он кричал, согнувшись от боли:

– Суки, вы, суки! Вы сначала забрали у меня лицо, а потом лишили голоса!..

От крика вена у него на шее вздувалась так, что я боялся, что она вот-вот лопнет…

Потом я начал встречаться с ним каждый месяц возле ленфильмовской кассы. Он брал в долг у всех, кто давал.

Я тогда уже получал свои первые гонорары за «Крик о помощи» – первый мой фильм.

Знал, что он не отдаст, но было его жалко…

Где-то через год-два, не помню, его не стало.

Он прыгнул с 11-го этажа. Оставил письмо, но я его не читал, только рассказывали мне, что писал он о том, что не может так жить, измучен и одинок…

Так пришла к концу непутевая жизнь талантливого человека.