Братья

Серые безликие головы начали поворачиваться. Кажется, на Светела смотрели как на умобредного. "Хоть вперёд бежать не велят…" Мелькнуло, забылось. Ильгра подняла знамя. Дёрнула шнур, выпуская полотнище. Здесь не было ветра, чтобы дать крылья Поморнику. Ильгра зарычала, взмахнула древком.

Гуляй начал материться, сперва совсем тихо. Светел даже не все эти слова прежде слышал, куда там многосложные заклинания, коими сплетал их Гуляй.

Стражей
Выступим на берег!
Дважды
Смерти не поверим!
Каждый
Словно щит земле родной…

Гуляй разогнул здоровую ногу, поставил как подобало. Все смертны, да не на коленях витязю помирать! Гуляй опёрся локтями, по вершку, со страшным трудом, но стал подниматься. Снова взял люльку. Знамя указало вперёд, яростное, как боевая рогатина. Дружина сдвинулась с места. Поползла. От берестяного лепестка отлетали клочки.

Доля!
Судьбы в нашей власти,
Поле
Дать любой напасти!
Воля
Крылья дарит нам с тобой.

Не попустим

Силе вражьей!
Лепо,
Если и поляжем!
Небо
Смелых не накажет!
Гой!

Пальцы летали над струнами, высекая огненные самоцветы, каких Светел не добывал даже из Золотых. Хилые гусельки, отвоевавшие Царской ночёвку в зеленце, совершали свой второй подвиг. Кончалась одна песня, Светел тотчас подхватывал новую. Он их как будто даже не выбирал, песни сами исходили из уст. Обидные надрывались гулом и звоном. Отдавали всё, на что как будто и способны не были. Светел то ли пел, то ли просто кричал и хрипел, это не имело значения. Вселенная сузилась до лыжного следа в трёх шагах впереди. Всё прочее покрыла дымная мгла. Светел напрягал зрение, силясь высмотреть ворота. Впереди, в серой, всё отступающей пелене скользила быстрая тень. Вела Светела за собой, манила, звала. Ободряла взмахом руки, когда спотыкался. Казалось важным понять, кто это. Весел, соперник, не успевший стать другом?.. Светел никак не мог увидеть лицо. Сам Крыло?.. Никто с определённостью не говорил о его смерти, но гусли сиротствовали. А может…

— Сквара! Сквара… братёнок… ты?..

Берёста вся изорвалась, он и не заметил, когда потерял её. Не остановился, продолжал играть просто пальцами, ногтями. Что-то ужалило в ладонь. На гуслях начали рваться струны. Сперва самая тонкая. Потом самая тонкая из оставшихся. Лютый холод звёздного мира убивал не только людей.

У Светела тоже натянулась внутри и лопнула жила. Мгла рассеялась, стало невероятно легко. Песни были щитом, ограждавшим дружину. Светел знал, что сможет держать этот щит даже и семью уцелевшими струнами.

Ну шестью… то есть пятью…

Да какая разница, даже одной!

Он позже вспомнить не мог, что именно пел. Всё слилось воедино, лыжи скользили сами, размашисто и свободно. Светел лишь косился через плечо: не отстаёт ли дружина. Дружина не отставала. Впереди уже были различимы ворота. Теперь-то — да не дойти?..

Когда скальная теснина придвинулась вплотную, Светел оглянулся в последний раз.

Непостижимым образом он вновь увидел обрыв. Серые, сухие, горестно раскиданные тела. Коготковичи, яркие и живые, покидали убитые оболочки. Перекликались, шутили над неудачей. Строились в походный порядок — идти Звёздным Мостом на ту сторону неба. Вот Юла, суложь — да какая суложь, жена! перед людьми и Богами жена Коготка! — высмотрела спасённого сына. Благословила улыбкой, всплеском руки…

Светел увидел это и провалился в туман.

Больше он ничего не чувствовал и не помнил.

Снова в кружале

— Ты как, брат?

Кочерга полусидел на лавке, подпёртый Путилиными подушками. Совсем лечь не мог — задыхался. И говорить не мог. При малейшем напряжении его раздирал кашель, изо рта шла пена, розовая от крови.

"Держусь", — сказал он одними глазами.

Сипели и хрипели все, но никто больше хотя бы лёгких не познобил.

Витязи сидели за длинным столом, придвинутым к лавке, чтобы каждый мог откинуться, отдохнуть. Многоопытный Путила отпаивал их сперва горячей водой, потом капустным отваром, потом снятым гусиным. Когда наконец сеггаровичи стали выходить по телесной нужде — велел накрывать стол уже как следует. Сам принёс пива. К тому времени иссохшие мертвецы начали заново превращаться в людей. Вернулся в себя даже Кочерга, поначалу ко всему безразличный. Светел сидел рядом, поил его через утиное горлышко, радовался, видя, как храбрился огонёк витязя, совсем было пригасший вначале. Работники суетились возле печи. Пламя в ней норовило опасть синеватыми язычками. Кто-то предлагал полить дрова жиром для светильников, пока хозяин не взгрел за недосмотр. Светел слушал вполуха, боясь, как бы парни не дошли, кто причиной.