Братья

В конце лета вокруг бортей снова объявился медведь. Волхв нагадал, что Любаву с Медведковичем надо оставить на ночь на пасеке – пусть покажет ребенка отцу. Ночь Любава с сынишкой спокойно продремали в душистом стожке, а наутро нашли задранного медведем парнишку – тот, видно, решил подсмотреть, как будет скидывать бурую шкуру лесной хозяин. Тогда на общем совете решено было Любаву с сыном прогнать, чтобы больше не приманивать к селению злого Медведя.

Со слезами на глазах покидала Любава родную весь. Неужели она виновата в том, что дочь старосты прикрылась ею, побоявшись отправиться в лес? Неужели виноват ее сын в том, что отец его – Любава теперь ни капли не сомневалась в этом – оборотень? Собрав в плетеный кузов нехитрый скарб, устроив сынишку поверх единственной памятки, оставшейся ей от матери – свадебного наряда.

Тетка, не смея поднять на нее глаз, протянула ей узелок с пирожками на дорогу. Любава ушла, не оборачиваясь, не поклонившись высыпавшим проводить ее людям. Только на кладбище остановилась она возле могилы родителей. Был бы жив отец, он ни за что не позволил бы старейшине подменить ею свою дочь. Была бы жива матушка, она бы отстояла ее и сынишку.

Любава вошла в лес. Куда идти? В соседнюю весь? Так ведь и оттуда, прознав о несчастьях. Которые она навлекла на родное поселение, прогонят. Податься в Новоград, что недавно заложил князь Рюрик на реке Мутной? Да ведь до туда надо еще добраться. А далеко ли она сможет уйти с грудным сынишкой на руках? Любава шла, пригорюнившись, и вдруг, оглядевшись, понял, что незаметно вышла на ту самую тропку, по которой зимой уходила медвежьей невестой. Можно было бы найти хозяина лесной берлоги. Показать ему сына. Остаться жить с ним в лесной глуши. Знала бы, как примут ее родные, нипочем не стала бы возвращаться в весь.

Уже уверенней Любава дошла до поляны, на которой ждала лесного хозяина. Но куда идти теперь? Дороги до избушки она не знала! Маленький Медведкович заплакал, проголодавшись. Она успокоила его, дав грудь. Вдруг за спиной Любавы раздался шум. Целая толпа шла за ней следом, перекрикиваясь, стуча трещотками, освещая путь смолистыми факелами. Вся весь вышла на облаву, надеясь, что Любава приведет их к берлоге медведя, разорившего драгоценные борти. Завидев молодую мать, разъяренная толпа с криками и гиканьем погнала ее по лесу. Любава кинулась прочь, желая только одного – уберечь сына. Она вбежала в густую поросль молодых елей, надеясь найти там убежище. Но кто-то приметил ее. В ее сторону полетели горящие ветви. Лес, тщательно оберегаемый, пока служил убежищем пчелам, теперь загорелся от факела, брошенного недоброй рукой.

Сухой бурелом, оставленный как есть, чтобы зверье не слишком беспокоило пчел, занялся. Любава бросилась бежать, продираясь сквозь колючие ветви. Но огонь, казалось, уже окружал ее со всех сторон. Вдруг откуда-то из клубов тяжелого удушливого дыма послышался голос: Сюда! Любава кинулась туда, и увидела незнакомого парня. Казалось, он возник из огня. Алая рубаха, шитый золотом пояс, рыжие кудри, развевающиеся по ветру. Он схватил девушку за руку, и куда-то потащил прямо сквозь огонь, взревевший за их спинами. Когда Любава отдышалась после быстрого бега, незнакомец повел ее известным только ему путем. Порой Любаве казалось, что переходы между деревнями уж больно быстрые. Она опомниться не успела, как незнакомец привел ее в Рябиновый лог. Уже после, разговорившись с местными, Любава рассказала о своих родных Липках, и оказалось, что старики слышали о такой веси. Да только в седьмице пути отсюда. Любаву же незнакомец вел от силы три дня.

Как бы там ни было, ей позволили занять избу, оставшуюся после одного старика – тот после смерти жены уехал к замужней дочери. Избенка была неказистая, на самом краю деревни, так что никому не хотелось ее занимать. Особенно зимой, когда чуть ни у самого тына порой видели волчьи следы. А спустя не больше седьмицы после того, как она поселилась в Рябиновом логе, ей принесли второго сынишку. Принес тот же самый незнакомец, который привел сюда ее. О мальчонке, завернутом в добрый меховой плащ, сказал, что ему грозит опасность. Велел не отпускать далеко от себя, когда в небе бушует гроза.

С тех пор незнакомец являлся несколько раз. И однажды открылся Любаве. Рассказал, что он не кто иной, как сам Семаргл, бог огня. Теперь-то ей ясно стало, как он невредимым проходил сквозь пламя.

Когда Любава умолкла, в избе сгустились сумерки. Погас огонь в очаге – лишь алел последний уголек. Мальчишки сидели перед ней, ошарашенные рассказом. Им представилась Любава – молоденькой девчонкой, чуть старше, чем они сейчас. Наконец Вольга решился задать ей вопрос, который уже давно мучил и его, и Мишату.

– Так кого же из нас тебе принесли?

Любава посмотрела сперва на одного парня, потом на другого, широко улыбнулась, и взлохматила обоим непослушные вихры.

– А я уже и забыла. Вы оба маленькие были, рыженькие… Придет пора, вспомню.

– А чего от тебя этой тетке надо? Усладе?