Вокруг домишки уже сложили хворост. Несколько парней с Нечаем во главе стояли с горячими углями и смолистыми ветками наготове. Огнезар, с которого слетел последний хмель, не отрываясь, смотрел на избушку, которая станет последним домом для его ненаглядной Забавушки. Рядом с ним, опершись на тяжелый посох, стоял волхв – ему надлежало наблюдать за погребальным костром и после вынести решение: чиста ли была перед богами вещунья из Рябинового Лога.
Огонь охотно ухватился за сухой хворост, обижено зашипел, наткнувшись на снег, лежавший на низенькой к крыше. Темный дым поднялся в серое зимнее небо. Вскоре огонь уже бушевал во всю. Если бы не речушка, отделявшая весь от дома Любавы и кузнецы Огнезара, не миновать бы большого пожара. Люди постепенно пятились от костра. Мишата, словно только проснувшись, смотрел на торжествующе ревущий огонь. Вольга сделал несколько шагов к дому. Ему вдруг показалось, что в пламени кто-то движется. Забава? Неужели они ошиблись, и сейчас перепуганная девушка мечется в сужающемся круге огненных стен? Ее еще возможно спасти! Не раздумывая, он ринулся прямо в огонь. Мишата не успел остановить брата, только кусок рубахи остался в руке. Толпа ахнула.
Вольга одним прыжком преодолел огненную стену. Кожу обдало нестерпимым жаром, но ему, кузнецову подмастерью, к этому было не привыкать. Он кинулся к лавке, на которой лежала Забава. Тонкая кисея начинала тлеть. Пламя еще только сочилось внутрь домишки через щели. За спиной обрушилась балка, перекрывая выход. Что же, пусть будет так. Он останется здесь, рядом с матерью и девушкой, которую так и не осмелился назвать любимой. Когда бревна прогорят, кто сможет различить, какой горсткой пепла обратились люди, жившие здесь. Спокойно, словно привычно готовясь лечь спать, Вольга снял сапоги и пояс, стащил через голову рубаху. Сперва сел, положив голову матери на колени, но после вскочил и склонился над Забавой. Сдернул легкий покров с милого лица. Впервые за шестнадцать лет коснулся губами девичьих губ. Теплых, мягких, словно девушка уснула, а не ушла навсегда в мир Нави. Глаза слезились – то ли от нахлынувшего горя, то ли от дыма, быстро заполняющего домишко. Пламя уже ковром стелилось по стенам, жадно лизало соломенную крышу.
Сквозь рев пламени до Вольги долетал шум толпы за стеной. Вот уже начала рушится крыша. Вольга закрыл глаза, ожидая скорой смерти, но вдруг почувствовал, что вокруг что-то изменилось: стало легче дышать, кожу овеял прохладный ветерок. Смолк гул пламени и шум толпы. Вольга осторожно приоткрыл глаза. Проморгался. С силой потер ноющие веки. Но картина от этого не изменилась.
Вместо тесного маленького домишки он находился в просторной зале, отделанной не то начищенной медью, не то чистым золотом. Высоки потолок, из-под которого струился солнечный свет, поддерживали гладкие столбы, вверху и внизу утопающие в пышной резьбе. Вдоль стен стояли широкие каменные лавки, крытые коврами с многократно повторяющимися знаками огня и солнца. По чеканному, переливающемуся узором наподобие булатного, только не черно-серого, а золотисто-бурого, фону были рассыпаны друзы самоцветов кроваво-красного, темно-оранжевого, бледно-желтого цвета. Они ярко сверкали или таинственно мерцали, едва угадывались в тени или притягивали взгляд искусной огранкой. Там, где под потолком были сделаны световые оконца, стены становились белым даже с каким-то синеватым оттенком. В зале – или рукотворной пещере – не было видно очага, но даже без рубахи Вольге было тепло.
– Ну здравствуй, братучадо. – послышалось вдруг из-за спины.
Вольга быстро развернулся. Руки, помимо воли, вскинулись к груди, сжатые в кулаки. Ему навстречу шел незнакомец – тот, которого принимала когда-то мать. С той поры прошло не менее дести лет, но тот ни капли не изменился. такие же золотисто-русые, как спелая рожь, кудри без единого седого волоска. Почти мальчишеская улыбка, прячущаяся в короткой русой бородке. Светло-карие глаза, искрящиеся смехом. Даже одежда – дорогая, в золотисто-красных тонах, та же… Незнакомец неспешно подошел к Вольге, положил руку – тяжелую, горячую, на плечо.
– Ты что над собой сотворить удумал? – говорил незнакомец строго, и Вольга почему-то почувствовал, что он имеет на это право. Вспомнилось, как сам он шептал почти то же самое Забаве, которую только что вынул из полыньи.
– Кто ты? Где мы? – смог наконец вымолвить Вольга.
– А сам-то ты как думаешь? – Незнакомец озорно улыбнулся, и опустился на лаку, жестом приглашая Вольгу сесть рядом. – Где я? Кто ты?
Вольга надолго задумался. Перед ним проходила череда бессвязных видений последнего дня. До того самого момента, когда в горящем доме обрушилась крыша. Обрушилась прямо на него.
– Я… Я умер. Сгорел – твердо проговорил он. – А ты, верно, один из моих предков, присланный проводить меня в Ирий, где ждут мать и Забава.
Незнакомец, с любопытством рассматривающий парня, расхохотался. Потом, утерев набежавшие слезы, помотал головой: