Братья

После того, как Мишата кинулся на того, кто бросил в него камень, на братьев навалились едва не всей весью. И разумеется, подмяли. Еда живых приволокли в баню – ту самую, где еще ночью Вольга старался спасти Забаву. Что их ждало, что случилось с Любавой, Вольга не знал. В бане было темно – только из-под стрехи сочился тусклый лучик света. Изредка холодный ветер заносил сквозь эту щель пушистые снежинки.

Может быть из-за повалившего снаружи снега, как Вольга не вслушивался, слышно не было ничего кроме тяжелого дыхания Мишаты. Когда наконец в ушах зазвенело, словно его летом в парком лесу окружила стая комаров, Вольга закрыл глаза и попытался задремать.

Тут-то снаружи и послышались голоса. Потянуло дымом. Но не тем вкусным утренним дымком, который заставляет жалобно урчать голодный желудок. а сиротским дымом горящего дома. Словно разбуженный голосами снаружи, застонал Мишата. Вольга обрадовался. Подполз ближе к брату .пихнул локтем вбок.

– Эй, не спи, замерзнешь.

– Вольга… ты что ли?

– Я, я. Ну и напугал ты меня! Полдня без памяти лежишь.

– Холодно. – Пожаловался вдруг Мишата. В животе у него забурчало, поэтому он добавил. – И голодно.

Голоса снаружи становились все громче. все отчетливей пахло дымом. А потом вдруг повеяло теплом. Иззябший Вольга привалился к стене, наслаждаясь теплом. Прикрыл глаза. И вдруг понял, что произошло: в конец обозлившаяся толпа подожгла баньку! Дом, который стоял сто лет, и простоит еще столько ж, трогать не стали. Баня же что… придет лето – другую поставят. И не вспомнит никто о двух мальчишках, которых спалили сгоряча.

– Горим? – Спросил Мишата, который, видно, тоже понял, что происходит.

– Ага. Я как раз вчера сухих дров натаскал… Быстро возьмутся. – Отрешенно ответил Вольга, и расхохотался. Громко, яростно, словно это он стоял около пылающего костра, в котором на пепел исходили обидчики.

– Спасибо, люди добрые! Не дали замерзнуть! А то я совсем было замерз здесь!

– Молчи ужо, ведьмино семя! посмотрим, как запоешь, когда красный петух клюнет. – голос показался Вольге знакомым. Нечай? Или кто-то из его дружков?

– А мне не страшно. Спроси у дядьки Огнезара. Я Семарглу Сварожичу братучадо. Небось, не забидит.

Под стеной баньки недоверчиво умолкли. Обострившийся слух Вольги различил поскрипывание снега под тяжелыми сапогами. Видно, кто-то и впрямь к дядьке Огнезару направился. Может, тот опамятуется, да вызволит их? Если, конечно, огонь к тому времени не разгорится как следует.

Между тем Мишата пришел в себя. Поднялся, пошатываясь, на ноги. Помог брату высвободиться из пут. Самого его, еле живого, беспамятного, связывать не стали. И очень кстати.

Можно было попытаться выбить дверь, но ее наверняка заложили поленьями. Выбраться через крышу тоже не дадут. Небось, нечаевичи с луками наготове стоят. От деревянного сруба уже явственно веяло теплом. Не лежал бы вокруг снег, не набрякли бревна, из которых была сложена банька. многолетним паром. братья ни почем не спаслись бы. Любавичи сидели спиной к спине и молчали. Время от времени кто-нибудь из них вздыхал, собираясь что-то сказать, и второй поворачивал голову, но слова так и оставались несказанными. От стены, из проконопаченных мхом щелей, повалил густой удушливый дым.

– Видно, мало мы банника улещивали – ухмыляется Вольга. – и пар ему оставляли, и ковшечек с водой. Сроду третьим паром не ходили.

– Мать ему, помнится, сметану носила, кашу с маслом. Травки запаривала. – подхватил Мишата

Словно в ответ на эти слова в углу баньки – самом темном, дальнем от двери, за печкой-каменкой, послышалось недовольное ворчание. Вольга и Мишата всматривались, как могли, в темноту. Им казалось, вот-вот в углу появится невысокий мужичок с бородой, больше всего похожей на веник. Рубаха на нем чистая, новая в потертостях – пропрела от сырости. Но банник так и не показался. Зато снаружи до них долетел голос Огнезара.

– Нет, говорю вам, своими глазами видел. Он Семарглу родич – как пить дать.

– Вот-вот! – Вольга вскинулся. – Подожгите баньку, да пожарче пусть горит! Прямо к дядьке отправите меня с братом.

На улице снова примолкли. Дядьку Огнезара все признавали разумным мужиком, с головой на плечах. Раз говорит – видел, значит, и впрямь что-то было. Вольга закашлялся от дыма. Из того угла, где, как им казалось, сидел банник, уже оказались языки пламени. Еще немного, и огонь доберется до веников, всегда в достатке висевших о стенам, и тогда вспыхнут береста и солома. которыми была крыта банька.

Вольга запоздало вспомнил про бадью с водой – сам же наполнял ее только вчера. Подхватился, кинулся… но бадья была в щепки разбита. И только мокрое пятно о полу. Словно в насмешку немного – в жару не напиться – воды оставалось в ковшике на скамье. Вольга хотел выплеснуть ее, передумал. Сделал несколько глотков. Подал ковшик Мишате.

– Пей. Слаще точно уже не попробуешь.