Братья

Увидев на пороге Мишату, он утробно зарычал и кинулся бы на парня, если бы его не удержал Первак – он, как и положено старейшине, шел в первых рядах, вместе с сыном и кузнецом. Русаю сразу бросилось в глаза, что старейшина словно ожидает чего-то. У него будто бы не было решимости, смелости сказать что-то важное. Возможно, дело было в том, что кроме местных – жителей Рябинового лога и окрестностей – было несколько чужаков. Русаю показалось, он узнал круглое лицо Услады и темную клокастую бороду ее мужа.

За плечом Мишаты раздался шорох – это появилась в дверях Любава. Увидев ее, Огнезар вновь предпринял попытку освободиться из рук Нечая. Но неожиданно обмяк и разрыдался. Стянул с головы помятую, грязную шапку. Стали видны тронутые сединой, заметно поредевшие волосы на макушке. У Мишаты заколотилось сердце. Неужели…

– Доченька моя! Кровиночка! – Как-то нелепо, по-бабьи запричитал могучий кузнец. – Почто меня горемычного оставила! А все она, ведьма, виновата. – Огнезар обвиняюще ткнул пальцем в сторону Любавы. – Решила прикрыть, знать, своих нублюдков. Снасильичали дочку, а теперь отвечать не хотят.

Из задних рядов подала голос Услада:

– Да за этой ведьмой беда так и ходит по пятам! Молодая была, двоих девок сглазом до смерти уморила в веси! Медведя привадила да сына от него прижила!

– На честных людей напраслину возводит – Нечай выступил вперед.

Дальше все для Мишаты слилось в какой-то пестрый хоровод лиц, криков, шума…

Любава допытывалась у Огнезара, что все-таки случилось с Забавой. Тот, сквозь пьяные слезы, отвечал, что ее лечение не помогло и Забавушка умерла нынче поутру. Нечай вещал что-то о причиненной ему обиде, Первак со скорбным видом стоял за спиной сына. Мол, я хоть и могу вмешаться, но предоставляю сыну самому разбираться. Услада каждому рассказывала о напастях, которые Любава навлекла на родную весь.

На шум из избы вышел заспанный, босоногий Вольга. Он быстро понял, что происходит, и попытался было успокоить собравшуюся толпу, когда в Любаву полетел первый камень. Не камень даже, кусок льда, который врезался женщине в живот, от чего та согнулась пополам. Это не выдержал кто-то заведенный словесной перепалкой.

Мишата оглянулся на упавшую, скорчившуюся мать. Удивленно обернулся, когда увидел еще один кусок льда, летящий прямо в него. В ушах глухо зашумело, он ринулся на обидчика матери не слыша, что кричал сзади Вольга. Схватка – стремительная, жестокая, но и какая-то желанная, захватила его целиком. Мышцы горели огнем, глаза успевали в общей свалке выхватывать малейшее движение. И быстро ушедшего куда-то в сторону Первака, и Нечая, кинувшегося на него с нескрываемым злорадством – наконец-то выпал случай поквитаться с давним недругом! И Вольгу, стоящего над упавшей матерью, оберегающего ее. И яркий факел в руках у кого-то. Вот он полетел, словно диковинный яркий цветок на длинном стебле, упал прямо у поленницы, заботливо укрытой от снега промасленным холстом… Дом, в котором они с Вольгой прожили недолгую жизнь, нехотя, словно изумленно, крякнул, когда по его бревнам – добрым, сложенным на века, поползло жадное пламя. Увидал плачущую простоволосую мать, и повалился в тяжелое забытье.

Огнезар разрыдался. Стянул с головы помятую, грязную шапку. Стали видны тронутые сединой, заметно поредевшие волосы на макушке. У Мишаты заколотилось сердце. Неужели…

– Доченька моя! Кровиночка! – Как-то нелепо, по-бабьи запричитал могучий кузнец. – Почто меня горемычного оставила! А все она, ведьма, виновата. – Огнезар обвиняюще ткнул пальцем в сторону Любавы. – Решила прикрыть, знать, своих нублюдков. Снасильичали дочку, а теперь отвечать не хотят.

Из задних рядов подала голос Услада:

– Да за этой ведьмой беда так и ходит по пятам! Молодая была, двоих девок сглазом до смерти уморила в веси! Медведя привадила да сына от него прижила!

– На честных людей напраслину возводит – Нечай выступил вперед.

Дальше все для Мишаты слилось в какой-то пестрый хоровод лиц, криков, шума…

Из-за крови, забившей разбитый нос, дышалось с трудом. Один глаз заплыл – кто-то все-таки сумел засветить в него ледышкой. Руки, связанные за спиной, затекли. Хорошо хоть спина и ноги не болели – они онемели от холода.

Рядом застонал Мишата. Тому досталось еще больше. Все лицо – сплошной синяк, рыжие волосы стали темно – красными от крови, правое плечо торчит, как крыло у подранка. Не иначе вывернул в драке. Задним умом Вольга поразился силе, с которой брат кинулся на обидчиков.

О том, что случилось с матерью, Вольга старался не думать. Слишком ярко виделось алое пятно на белом снегу. И коса, выбившаяся из-под платка. Того самого, с голубыми цветами, который он выиграл когда-то для нее. Вольга усилием воли прогнал видение, и в который раз попытался ослабить путы на руках.