Братья

Несколько дней у меня не было никакой возможности увидеть Суми. Я не находил себе места от тревоги, а напуганный толстый человек вовсе не собирался раскаиваться. Прошел даже слух, что Чен сделал Суми своей младшей женой, чтобы она родила ему наследника. Деревня волновалась, но никто ничего не предпринимал. Я понимал, что вскоре вся история порастет мхом и в лучшем случае о ней будут вспоминать, как о прошлогоднем снеге. Если бы это происходило в городе, беременной Суми не поздоровилось бы: законная жена выдернула бы плод из ее утробы голыми руками. За глаза потомка прозовут сынком, хотя Чен будет говорить всем, что это его внук. С его настойчивостью родословная точно пострадает. К Суми будут относиться как к предмету домашнего обихода непонятного назначения, и всю жизнь ее будут сопровождать пристальные взгляды, перешептывания за спиной и прозвище «спаленка», чтобы отличить от законной первой жены — настоящей «спальни».

Я не выдержал и помчался к учителю Куну.

— Неужели закон это допускает?

Учитель понял, о чем я спрашиваю, и покачал бритой головой.

— Закон этого не позволяет, но есть традиция.

— Ужасная традиция. Я хочу помочь ей получить образование. Я точно знаю, что если она отлично сдаст экзамены, то согласно новой политике государства ей никто не может помешать учиться. И если Чен вздумает перечить, то власти вмешаются и вернут ее в университет. Это единственный для нее шанс — спасти себя и сынишку и покинуть дом с красной крышей.

— В этом есть смысл. Новая политика страны как раз делает ставку на молодые таланты. Но Суми столько пропустила, и у нее совсем нет времени для занятий.

— Если мы достанем ей учебники, остальное будет зависеть от нее.

— Да, ей понравится эта идея. Она одна из самых одаренных девушек, которых я когда-либо встречал в жизни. Ей не место в доме у толстого человека и его толстой жены.

— Как бы мне с ней поговорить?

— Весь день она сидит взаперти. На закате ее выпускают в сад, но только на час.

В тот вечер, прихватив стопку учебников, я притаился под пушистой сосной. В сгущающихся сумерках я увидел в саду тонкий силуэт девушки с бамбуковой корзиной в руке: склонившись над грядками, она собирала побеги черемши и других трав, отряхивая стебли от земли, прежде чем уложить в емкость.

— Суми, — тихонько окликнул я.

— Кто здесь?

— Это Тан.

Она замерла на мгновение, прежде чем обернуться и подойти ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — Ее большие глаза от удивления стали просто огромными.

— По деревне ходят разные слухи. Это правда?

— Нет, это все дьявольские козни Чена, чтобы очернить меня. — Она вздохнула.

— Для тебя единственный путь выбраться отсюда — это уехать в Пекин и поступить в университет. Я принес тебе учебники.

— А почему ты решил, что это единственный путь?

— У тебя есть другая идея?

— Да, я пишу книгу о своей жизни в приюте. Если ты поможешь мне ее издать, мои проблемы будут решены.

— Ты пишешь книгу?

— Да, с того самого дня, когда из-за меня погиб юноша. Я обещала самой себе, что расскажу людям его историю.

— Какой юноша?

— Это долго объяснять. — Ее глаза потемнели. — Я хотела поблагодарить тебя за чудесные стихи. Твой юношеский напор и удаль тронули меня.

— Ты говоришь, как старушка.

— Я и есть старушка. Ты поймешь, о чем я говорю, когда прочитаешь мою рукопись. Когда ты принесешь учебники в следующий раз, я передам ее тебе. Видишь это окно? — Она показала на небольшое отверстие на чердаке.

Я кивнул.

— Когда ты заметишь ночью свет в нем, это будет означать, что я занимаюсь вместе с тобой.

Я улыбнулся и показал на свой дом на холме:

— А если ты увидишь свет в том окне, значит, я читаю твою книгу.

— Мы можем так переговариваться в темноте.

— Мне не терпится увидеть сегодня свет в твоем окне.

— Мне тоже.

От волнения дыхание мое участилось. Мне так хотелось дотронуться до этой девушки, сесть рядом с ней, хоть как-то ощутить ее тепло.

В тот вечер я занимался с утроенной энергией. Я подвинул стол к окну, пламя свечи подрагивало от морского ветерка. Специально я пораньше занял позицию за столом, чтобы не пропустить первого проблеска лампы Суми. Часы пробили полночь, а света в ее окошке все еще не было. Терпение мое иссякло. Я погасил свечу и снова зажег. И тут окно Суми озарилось. Значит, она была на месте. Я снова погасил свечу. Свет в ее окне исчез. Почти одновременно мы снова зажгли огонь.

Свет в ее окне не гас до тех пор, пока серебристые нити восхода не появились на небе. Я заснул, а она все еще работала. Мне было интересно: писала она или занималась? Суми не смыкала глаз всю ночь. Моя прекрасная госпожа ночи.

ГЛАВА 25

Единственный мой!