Братья

— А ведь мне совсем и не нужно было жульничать в игре! — воскликнул товарищ В. — Я был лучшим в нашем состязании, и лишь страх проиграть отвлек мое внимание. Это неплохой урок для всех нас, не так ли? Победить должен был я! А тот… вот его наследие! Посмотрите-ка на его сынка, которого папаша не в состоянии отправить вовремя в школу!

Смех перерос в рев. Рубен уколол себя в ладонь карандашным грифелем, но вдруг смех прекратился. Стало так тихо, что можно было расслышать, как на пол падают капли с курточки Рубена. Все хором, включая товарища В., повернулись к двери.

Один из одноклассников, как раз тот, что несколько дней назад растоптал очки Рубена, стоял, изогнувшись в нелепой позе, — его держал в заломе Аво. Обхватил за поясницу, словно железным поясом сковал. Мальчишка хотел было закричать, но в его легких совсем не осталось воздуха.

— Отпусти его! — крикнул товарищ В. — Отпусти немедленно!

Однако Аво был куда крупнее учителя, поэтому продолжал держать обидчика Рубена в зажиме. Товарищу В. только и оставалось расхаживать взад и вперед на безопасной для него дистанции, и на его лбу выступил обильный пот, словно он попал под ливень.

Мальчишка наконец смог закричать, и из его рта потекла пена. Ученики замерли, испуганные силой этого рослого парня.

— Отпусти его! Отпусти! Ты же сломаешь ему хребет!

— Отпущу, — отреагировал Аво. — Но как только меня попросит Рубен.

— Рубен? — взорвался учитель. — Да пошел он к черту! Я, я приказываю тебе отпустить мальчика!

Аво еще крепче сжал свою жертву, и по лицу мальчишки покатились слезы.

— Ладно! — сдался учитель. — Рубен, во имя мира, скажи ему!

Рубен взглянул на своего огромного, словно ожившая греческая статуя, двоюродного брата:

— Ладно, Аво, довольно…

Тот разжал захват и отпустил плачущего одноклассника.

— Что ж случилось с этим поколением? — пробормотал товарищ В. и осторожно обошел Аво, чтобы посмотреть на распростертого на полу ученика.

Судя по всему, что-то случилось не с поколением школяров, а с самим учителем, ибо после этого случая он никогда больше не упоминал про ту злосчастную партию в нарды и не третировал Рубена из-за опозданий. Он вообще забыл пренебрежительный тон по отношению к мальчику.

А Аво и Рубен после этого сделались самыми настоящими братьями. Именно так их теперь и называли жители Кировакана: один большой брат, другой маленький. Один качает мускулы (когда не ест), а другой ходит с игральной доской, зажав ее под мышкой.

Аво тоже пристрастился к нардам. Их часто видели, как они бросают кости после уроков, а по выходным большой и маленький братья обосновывались с доской на центральной площади у памятника — вылитая парочка пенсионеров.

Иногда после уроков они ходили послушать истории стариков, переживших геноцид. Сирануш будет играть на дудуке, и эта музыка делала ее совсем древней, словно она застала Киликийскую Армению, и каждая веснушка на ее лице была отметиной не слишком легких лет, что прожгли ее кожу и душу… Если выдавался особо дождливый день, Рубен и Аво ориентировались по звуку дудука. Сирануш специально играла громче и протяжнее, чтобы гости не сбились с пути. А когда они наконец приходили, то сразу же снимали носки — одна пара большая, а другая на несколько размеров меньше — и клали их сушиться на разгоряченный глиняный край тонира. Потом ложились на животы или пили чай, ели соленый сыр и слушали, как старуха выводит свои мелодии. Время от времени Сирануш вытряхивала накопившиеся в дудуке слюни, и они шипели на раскаленной глине.

Она неизменно играла на похоронах, когда умирал кто-нибудь из бывших жертв Катастрофы. Закончив, она наставляла свой инструмент на кого-нибудь из участников церемонии.

— Дудук, — говорила она, — имеет два язычка. Они ударяются друг о друга. Именно два язычка. С одним язычком дудук никогда бы не заговорил.

Когда умер ее муж, его обрядили в дорогой костюм и опустили в землю. Аво следом за Рубеном бросил горсть земли на гроб. Рубен перекрестился, а затем приблизился к Аво и что-то очень тихо сказал. Чтобы расслышать его слова, Аво пришлось наклониться к брату.

— И мы можем быть так же, как этот двойной язычок, — сказал Рубен.

Деревенские договорились пригласить на похороны священника. Тот пришел и окурил свежую могилу ладаном. Рубен беспокоился о своих скрепленных проволокой очках. Ведь Аво легко мог дать ему, не дотягивающемуся и до его плеча, подзатыльник за сказанные слова.

Но Аво не сделал этого.

Глава четвертая

Кировакан, Армянская ССР, 1973 год

Теперь они проводили каждый вечер на центральной площади. На семнадцатый день рождения Аво Рубен украл из дому бутылку водки, и они раскупорили ее у подножия памятника Кирову. Уличные фонари едва светили, и братья передавали друг другу бутылку почти на ощупь. Издалека могло показаться, что их фигуры двигаются хаотично, особенно когда большой наклонялся к маленькому, чтобы лучше его слышать.

— Посмотри-ка, что у меня есть, — сказал Рубен, вертя что-то в руках. — Вот книга…