Братья

Лос-Анджелес. Рубен сразу понял, что дело касается его брата. Двоюродного брата. Он ждал, что сейчас гость объяснит, что случилось, и Акопян немедленно попросит счет, чтобы переговорить с москвичом в номере или где-нибудь в безлюдном месте. Но тот даже не притушил свою сигарету, лишь сказал:

— Устраивайся поудобнее и возьми печенье. Моя мама всегда говорит: «Если ты принес дурные новости, то лучше держать во рту что-нибудь сладкое».

Москвич поблагодарил и придвинул стул ближе. Затем положил себе на блюдце печенье и откусил кусочек. И только потом приступил к рассказу о том, что пошло не так на другом конце света.

— На квартире у профессора их уже ждала полиция.

Акопян предположил, что власти кто-то мог оповестить. Москвич откусил еще, а остаток обмакнул в кофе.

— Из семи человек, что были на складе на Сперри-стрит, шестеро арестованы.

— А седьмой?

Рубен достал сигарету и прикурил. Сквозь треск разгоревшейся спички он услышал:

— Аво Григорян. Такой большой, со сросшимися бровями. Ему удалось скрыться.

Даже сквозь бороду стало заметно, как у Акопа Акопяна проступили характерные морщинки. Он подозвал официантку и попросил еще сладостей:

— Порадуйте нас чем-нибудь таким.

Затем повернулся к гостю и сказал:

— Это означает две вещи. Во-первых, мы должны временно приостановить все запланированные операции. На год, а то и подольше. Для безопасности.

Рубен был раздосадован. Ведь все так хорошо начиналось — Париж, Мадрид, Афины, — и вот все нужно бросить!

Официантка принесла тарелку с мраморным печеньем и пончиками. Акоп сунул ей чаевые, и москвич поинтересовался, что там во-вторых.

— А во-вторых, — отвечал Акоп Акопян, тыкая пальцем в пончик, — и так все понятно. Нужно найти исчезнувшего.

Сказав это, он облизнул палец и вытер его о кончик галстука Рубена.

— Это ведь твой брат, верно?

— На самом деле, — отозвался Рубен, — он мне двоюродный брат.

Волосок из бороды Акопяна встал торчком у правой ноздри.

— Вот как. Но когда ты рекомендовал его нам, говорил, что он тебе родной.

— Да, говорил… но я не думал, что он может… родной брат не сделал бы…

— Иногда я забываю, что ты еще совсем ребенок, Рубен-джан.

Рубен тоже забыл об этом. Ему было двадцать два года.

— У тебя еще нет семьи. Ни жены, ни детей.

— Нет, — согласился Рубен. — Моя семья — это вы.

— Ну, и еще твои родители, которые по-прежнему живут в Армении.

— Да.

— Это и делает тебя совсем еще молодым. Родители есть, а семьи своей нет. Ни братьев, ни сестер, ни настоящей семьи, о которой можно говорить.

— Кроме вас.

— Кроме нас, — согласился Акоп Акопян, поправил галстук Рубена и бросил быстрый взгляд в сторону москвича. — Тогда, будь другом, найди нам своего брата. Вернее, своего двоюродного брата. Отныне это твое задание. Потому что, если мы еще раз привлечем к себе внимание, нам конец.

— Обещаю, Акоп. Я же не знал. Если б я знал…

— Найди его, и тогда я поверю тебе. Чем скорее ты отыщешь его, тем скорее сможешь приступить к своей основной работе, которую ты так любишь. Я вижу тебя не просто исполнителем. У тебя горячее сердце и живой ум — слишком хорошие качества, чтобы все время быть на побегушках.

Акопян развязал свой галстук и протянул Рубену.

— На, держи.

Затем придвинул к нему тарелку с печеньем.

— Если все не съешь, — сказал он, — то наши бабушки, которые пережили ад, убили бы тебя.

Поскольку у его брата был поддельный паспорт, то бежать дальше границ США он не мог. В чемодан Рубен положил запасной комплект одежды и крем для бритья — этого должно хватить на три недели. Разве так сложно найти высокого плечистого армянина в одной стране?

Он изъездил почти полсвета, но в Штатах еще не был. Выйдя из самолета в аэропорту Лос-Анджелеса, Рубен восхитился погодой, но что-то не отметил запаха свободы. Этого запаха не было ни в очереди к такси, ни в стойбище бездомных, которое он заметил еще на эстакаде. Даже таксист говорил по-английски хуже, чем он сам.

Рубен заказал номер в тихом районе Бербанка, где бетонные тротуары были чинно разделены островками зелени, будто бы олицетворяя компромисс между природой и прогрессом, а ступени, ведущие к некоторым домам, были окрашены в карамельно-красный цвет.

Время от времени он выглядывал из окна третьего этажа на автостоянку внизу, а потом переводил взгляд на холмы дальше. В них он чувствовал что-то знакомое. Если бы эти холмы были чуть позеленее, если бы ступени лестниц не были так ярко окрашены, если бы в паспорте значилось его настоящее имя и самое главное — если бы ему не нужно было ловить собственного брата, он мог бы и забыть, что находится так далеко от родного дома.

Первой его остановкой в поисках Аво была окружная тюрьма Лос-Анджелеса на Бочет-стрит, где содержались те шестеро. Они ожидали наказания за подготовку похищения человека. Рубен по очереди пообщался с каждым по телефону через затемненное стекло, и каждый из них подумал, что он пришел для того, чтобы вытащить их.

— Акоп вам поможет, — убеждал Рубен в трубку. — Но при условии, если вы поможете мне.