Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Концерт Боргондио в театре был прежалкий, но и она чудесница. В субботу объявила, что будет в воскресенье петь, ни к кому билетов на ложу не возила; правда и то, что по этим дорогам 40 визитов в городе, как Москва, не объездишь в четыре дня, а она боялась еще простудиться и дурно петь во вторник у нас в Собрании. Она пела лучше намеднишнего, как будто нарочно. Последнюю арию заставили ее повторить, и она еще лучше пропела второй раз, ибо одобрение это ей очень польстило. К несчастью, еще было два съезда сегодня – у графа Потемкина и у Хомутова, поэтому весь бомонд сегодня разделился на две части, и никто в концерт не поехал. В четверг поет она у княгини Белосельской, а в пятницу едет в Петербург.

Константин. С.-Петербург, 16 марта 1820 года

Прочти № 11 «Сына Отечества» стр. 225. Волосы дыбом встанут, и все это правда. Мы тотчас послали разведать, и вышло, что нет прикраски и этот Ф.Б., то есть Людвиг фон Берникель, точно в самом ужасном положении. Вчера мне это прочитали у Жулковского. Придя домой, я тотчас начал собирать деньги; нужно было 500 руб. В четыре часа было у меня 600 руб., кои сегодня и посланы к несчастному, от неизвестных, через Жулковского. Если можно и в Москве что-нибудь собрать, так хорошо бы было. Можешь адресовать деньги к Гречу или прислать ко мне, если соберешь что-нибудь; тут всякое даяние благо. Радуюсь, что этот несчастный не будет более посажен в тюрьму. Каков же его заимодавец? Экий изверг!

Александр. Москва, 17 марта 1820 года

Концерт Боргондио в Собрании вторничный был славный; она все более и более нравится. После последней арии пошел я в ее комнату с князем Дмитрием Владимировичем, который очень ее уговаривает здесь остаться петь «Танкреда», но она спешит к вам. Мы написали ей похвальное письмо, за общим подписанием, при коем препроводили серьги в 2000 рублей. Она очень была довольна.

Вчера князь в концерте вдруг мне говорит: «У меня для вас дурное известие». Видя, что это меня сконфузило, он, взяв за руку, прибавил: «Дурное для меня: то есть граф Кочубей извещает меня, что вы получили свою отставку; я вам о сем напишу».

Константин. С.-Петербург, 19 марта 1820 года

Ну, сударь, в городе большая новость: высылка вовсе из России иезуитов. Сегодня, говорят, будет в «Conservateur» [ «Conservateur Impartial» («Беспристрастный наблюдатель») – французская газета, которую издавал в С.-Петербурге аббат Манген, воспитатель С.С.Уварова, тогда попечителя С.-Петербургского учебного округа].

У Тургенева я видел Губарева, старого знакомого, и познакомился с поэтом Пушкиным, который сказывал свои стихи. Тут были Жуковский, Уваров и проч., и у Тургенева, по обыкновению, потчевание, то чаем, то пирогом страсбургским.

Александр. Москва, 21 марта 1820 года

Обедал у Татищева. Он по этой адской дороге приехал из Ростова в 22 часа; на зато брат его и слег от усталости. Мать от радости его видеть после 15-летнего отсутствия лишилась чувств; но это посещение, верно, продлит жизнь этой старушке. Я объявил Дмитрию Павловичу, что ехать с ним – дело несбыточное; он не мог сам не убедиться причинами, а еще главнейших не мог я ему и сказать.

Мне привезли славного теленочка из деревни; уж как Наташа тебя вспоминает: нет да нет! Так как я говеть буду на Страстной, то решились мы в воскресенье сделать у себя пир и расправиться с этим четвероногим молодцом. Звал Татищева и позову всех наших; буду просить Рушковского, который желает быть представлен Дмитрию Павловичу. Наташа твердит: «Все хорошо, а Константина нет! Как бы он поел!» Мне хочется послать тебе ломоть в письме.

Константин. С.-Петербург, 23 марта 1820 года

Новость. Король Испанский принял конституцию и по конституционному акту 1812 года созвал кортесы. Что на это скажет Дмитрий Павлович? Об этом известии мне сказал граф Каподистрия, следовательно, оно справедливо; теперь надобно знать, что он согласился ли только дать конституцию или принял таковую кортесов. Увидим. После этого, кажется, там все успокоится.

Константин. С.-Петербург, 24 марта 1820 года

Вчера (между нами) наши господа в доклад носили несколько предложений о награждениях, в числе коих наши добрые архивские товарищи; но было уже поздно, и отложено до субботы, а только господин Лев Яковлев произведен и, кажется, сделан сенатором. Я очень рад за него, теперь он успокоится, а не то очень огорчался, особливо сенаторством Малиновского. Я надеюсь также, что князь Петр Алексеевич Голицын, испанец у Биборинской на маскараде, сделан будет камер-юнкером, чего он очень желает.