Читаем Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг. полностью

Козодавлева оставила все свое имение княгине Щербатовой; но мужнино, коим она пользовалась по смерть, отойдет Горчаковым; этого душ 700, а нашему камер-юнкеру хорошо будет жить.

Воронцов в будущем месяце начинает свое путешествие, которое продолжится полтора года, после чего приедет командовать данным ему корпусом. Мне очень жаль будет лишиться приятного и, могу сказать, дружеского дома.


Александр. Москва, 5 апреля 1820 года

Здесь у нас погода прекрасная, зато какое множество карет и лошадей на гулянье, то есть под Новинским. Нить начиналась уже на Никитской, шла (и все в два ряда) по Поварской, потом объехала сторонами качели, на Арбат, до Арбатских ворот. Моей лентяйке Наташе был вчера порядочный моцион: поутру пешком, там обедали у Барятинского, потом возили Тургенева под качели, в моей оффенбахской коляске, а ввечеру были на славном балу у князя Дмитрия Владимировича; всякий был как дома, оба хозяева очень ласковы, и все были прошены во фраках. Наташе хотелось и есть и спать, и мы, как умные люди, отретировались до ужина в первом часу. Князь почти не танцевал, а потому и приятно мне, что сделал это отличие Наташе. Она была очень авантажна в парижском корсете а-ля севинье; на голове был тюрбан, хотя и здешний, но я уверил, что привезен мною из Парижа, и все одно твердят: здесь таких вещей не найти. В мундирах были трое: сенатор Муханов, Рушковский и славный камер-юнкер Горчаков, в шитом мундире, напудренный. Я разговаривал с князем; он подошел и начал очень плодовито рассказывать князю все, что в последних газетах, говоря все «господин граф», а иной раз «мой князь». Князь и княгиня звали нас на все следующие воскресенья. Вся эта неделя взята, и я почти всюду зван, по несчастью: завтра Собрание, в среду у княгини Белосельской, в пятницу у графини Бобринской, в четверг у Власова, а в воскресенье опять у князя Дмитрия Владимировича.


Константин. С.-Петербург, 6 апреля 1820 года

Испанские дела ты хорошо судишь, и мы точно так же говорим; а по моему мнению, без беды там не обойдется: король слишком трусит, слишком скоро и легко на все вообще соглашается. Министром юстиции сделан сосланный им на галеры; другим – кажется, который владеть не может рукою от тортуры. Ну можно ли надеяться, чтоб они искренно с ним примирились? Испанцы мстительны. Дай Боже, чтобы не было кровопролития, но не надеюсь. Воронцов мне сказал, что народ уже начал требовать несколько голов; если это правда и король выдаст прежних своих партизанов, так что может определить черту, где остановятся требования злобы и ненависти? Вот печальные рассуждения, которых нельзя не делать.


Константин. С.-Петербург, 9 апреля 1820 года

Летом надеюсь исподволь сделать несколько маленьких и полезных перемен в почтамте, но и теперь беспрестанно занимаюсь устройством оного. Например, поверишь ли, что письма в Царское Село доставлялись в четвертый день; иначе и делать было невозможно. Ты спросишь, отчего? Оттого, чтоб не издержать несколько рублей, буквально несколько рублей, царскосельские письма отправлялись два раза в неделю с белорусской почтою – в среду и субботу вечером, прием делаем в понедельник и четверг, вот письма два дня здесь лежали, в третий приходили ночью в Софию и только на другой день, иногда и вечером, раздавались. Ну как не иметь, по крайней мере на летнее время, ежедневных сношений с местопребыванием двора? Все на сие жалуются, а все оставалось по-старому. Князь Волконский и сам князь Александр Николаевич мне о сем говорили с удивлением. Я сделал отправления туда 4 раза в неделю с московскими почтами, но нахожу, что и сего недостаточно, почему и послал сегодня к князю докладную записку с мнением, чтобы на летнее время, то есть с мая по ноябрь, ежедневно ходила в Царское Село и оттуда в Петербург особливая почта, независимая от прочих, чтоб прием в обоих городах кончался в 12 часов, в 1 час пополудни чтоб почта отправлялась, в три получалась и немедленно раздавалась. Таким образом, получив сегодня вечером письмо, отвечаю завтра. Я уверен, что на это согласятся и все будут этим довольны: ибо в Царском Селе бывает государь, там же стоит лейб-гусарский полк и пребывание имеет Лицей, а в Павловске – императрица Мария Федоровна, и сперва, чуть что нужно, тотчас посылает или нарочные, или эстафеты, стоившие дорого; теперь это совсем будет не нужно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное