Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Посоветуй ей написать к мужу ласковое письмо; он хорошо расположен, даже хочет, чтобы окружающие княгиню были довольны, и шлет подарок мамзель Авроре – кажется, шаль славную турецкую. Очень я рад, что выпущенная французским послом весть о смерти Анстета неправда; он теперь запирается, что от него вышел слух о смерти сей. Поццо на будущей неделе едет, то есть несколько дней после меня. Я предупредил батюшку; прошу его, чтобы Поццо жил у нас в доме; надобно ему воздать за дружбу к тебе, да притом общество его столь приятно: батюшка верно его полюбит. Государь едет скоро в Финляндию. Коленкур собирается побывать этим временем в Москве у нас.

Молодая императрица в отчаянии от потери ребенка. Не могут добиться, чтобы она плакала: она как каменная. Очень опасаются, как бы не имело это пагубных последствий. Она поедет в Царское Село. Император едет в Финляндию, где нас только что помяли. Генерал Булатов был убит. Говорят, что Буксгевден будет сменен. На днях будет объявлена свадьба Бориса Куракина с дочерью князя Бориса Голицына. Ты их знал в Вене.

Александр. С.-Петербург, 14 мая 1808 года

Поццо едет также в Москву; он будет жить у нас, хлопочет о деньгах своих и жалованье и смертельно боится, чтоб ничего не устроилось до отъезда государева в Финляндию, что имеет быть в пятницу. Оттуда плохие известия: шведы пришли с шестью кораблями и множеством войска и отняли у нас Готланд, которым мы завладели слишком легко. На суше имели мы также урон: убито и потеряно человек 1000, между первыми генерал Булатов; все дело произошло, говорят, от ненависти Буксгевдена к Тучкову, коего он хотел сакрифировать, дав ему повеление с охапкою людей поворотить большой шведский корпус. Сказывают, что Буксгевден будет отозван.

P.S. Коленкур теперь запирается, что от него вышла весть о смерти Анстета. Все очень рады, что это неправда; а многие, было, навострили зубы на место его, и между прочими, сказывают, Рибопьер, которого государь терпеть не может.

Здесь такие морозы по сю пору, что способу нет выходить из дому. Талейранчик, которого ты знавал в Вене, поехал отсюда вчера в Париж; прощаясь с государем, получил он Анну на шею с бриллиантами. За что? А наш брат, русский, служит и тужит. Бедному сыну Анны Любимовны прострелили французы шею, за то дали Аннинскую шпагу; а у других Георгий на шее – ни дай, ни вынеси за что.

Александр. Москва, 28 мая 1808 года

Выехал я из Петербурга 21-го с Приклонским; по случившейся ему на дороге болезни не могли мы сюда прибыть прежде 26-го ввечеру. Дорога вела нас мимо нового Князева дома, дядею ему[41] отданного; заехали туда, спросили: дома ли? Говорят, что нет, но что тетушка тут и просит меня очень забежать. Как отказать в том, чего сам смертельно желаешь? Соскочил с брички, побежал. Вообрази себе: ее радость столь была велика, что она, увидев меня за сорок шагов, забыла старость свою и пустилась бежать мне навстречу; как стала меня целовать, то чуть не задохлась от усталости и сделанного ею усилия, так что я перепугался; сыну своему даже не столь она обрадовалась, как мне. Мы поплакали и поехали вместе к батюшке, она в своей коляске нам показала дорогу, ехала вперед и, я чаю, скакала в первый раз сроду.

Как поравнялись мы с Чевкиных домом, я не мог стерпеть: сердце так забилось, что я принужден был давить его обеими руками, чтоб себя облегчить, соскочил с облучка, побежал наперед. Первый человек, мною встречаемый,

Евсей, говорит, что батюшка ушел пешком в летний сад; думал было туда бежать, но, вспомнив глупую мою шутку с тобою, послал батюшке сказать, что я приехал; через четверть часа бежит ко мне Фавст. Ты можешь себе представить радость обоих нас! «Я, – говорит он, – гулял с батюшкою в летнем саду, как пришел мальчик сказать, что ты приехал; мы оба заплакали от радости». «Я вижу, – сказал Фавсту батюшка, – что тебе хочется очень бежать к Алексаше; ступай вперед, мне бегать невмочь, я приду за тобою вслед, пойду как можно скорее».

Я все стоял у окошка, ждавши батюшку. Тетушка первая, увидев его, закричала: «Вот и братец!» Ну, брат, как увидел я его, идущего большими скорыми шагами, утирающего пот, с него лившийся от усталости, как увидел я его, ищущего меня у всякого окна глазами, тут не могу тебе пересказать, что со мною произошло в душе: я завыл во весь голос, побежал вон из комнаты. Фавст меня, спасибо, удержал, а то бы дал себя в позорище всем прохожим на улице; в передней кинулся я на шею нашему земному богу-отцу и благодетелю.