Лухманов святил церковь в Косине, где нашлась вода святая и явленный образ. Я был зван, но не поехал от лени; был там тесть и сказывал, что обедало человек с полтораста, и очень дурно. Был князь Дмитрий Владимирович и много знати из Москвы. Охота ехать за 11 верст в этот жар! Вяземский ехал в подмосковную вчера, его на шестой версте вывалили, изломали коляску и ушибли очень ногу; я был у него сейчас на минуту; вывихнутого нет ничего, ни изломанного, но должен, однако же, лежать; говорит, что ушиб также грудь. Сгоряча-то не почувствовал.
Сказывал мне Гриша Корсаков, что у матери его пошли лишаи по телу, и она так боится, чтобы не сделалось с нею то же, что с Озеровою, что в два дня собралась и едет на Кавказ с младшим сыном.
Я ездил смотреть двух кобыл александровских, – прекрасны. Только у графини Орловой говорят, что они не имеют от Александрова приказа сдать их мне, а разве оный получат. Не велел ли он что-нибудь своему управителю? Я к нему пошлю проведать. Скажи при случае Ивану Николаевичу, чтобы он послал к графине Орловой, где сии кобылы стоят, приказание по востребованию моему сдать их. Я сперва отведу в подмосковную, а там отправлю в Белоруссию, откуда ожидаю подвод. Двух мальчиков, которые учились на Хорошевском заводе, возьму назад; теперь, когда нет Озерова, не то уже будет радение, а они довольно уже сведущи и в верховой езде, и в случках, и всём прочем, и ежели захочешь их отдать, как ты хотел, Петровскому, то можно это и после сделать.
Бумаги, кои Метакса, по милости Меншикова, купил у пьяного Ушакова, заключают бесценные материалы, и теперь эти записки очень пополняются достоверными и официальными документами.
Наконец третьего дня вечером приехал наш друг Американец [то есть Петр Иванович Полетика]. Он на два дня останавливался у старика графа Палена и оттого опоздал. Излишне тебе описывать, мой милый и любезнейший друг, сколько мы друг другу обрадовались и сколько он сожалеет, что вас здесь не застал. Мы не можем наговориться.
Слава Богу, что после пятилетней разлуки допустил Он нам соединиться, и если не навсегда, то, кажется, по крайней мере надолго. Надеюсь! Нельзя сказать, что Полетика переменился; разве немного еще стал смуглее. Он уверяет, что с дороги. Стал седее от времени, впрочем, тот же добрый малый и оригинал, как мы его или, лучше сказать, он нас в Москве оставил.
Вчера был у нас прощальный обед у Корсакова. Все мы обедали у него, даже и дети. Потом потчевал он всех дам «Сорокою-воровкою». Жар был столь утомителен, что после второго акта все кинулись было домой, но вдруг сделалась ужасная гроза и такой проливной дождь, что и полиция, куда могла, скрылась; все воротились на места свои, в партере и ложах едва была слышна музыка от шуму, который делал дождь, падая на кровлю железную, и от громовых ударов. Смешно было слышать пение итальянок: соберется сделать руладу, а тут вдруг бац! – она и остановится да смотрит, цело ли здание над головою. Эта буря очень освежила воздух. Все после приехали к нам на прощальный вечер и ужин (скоро едем в Семердино). Были тесть с княгинею, Обресковы, Корсаков Иван Николаевич, Фавст, Мамонова, Осипов, Попандопуло, Саччи, Филистри, Вейтбрехт, Чумага. Играли в вист, поужинали, стали курить, да болтать; только легли мы в три часа почти, зато и проспали до одиннадцати.
Вяземский не утерпел и велел себя почти перенести в театр, чтобы послушать «Сороку», которую подлинно славно дают. Твой любимый дуэт славно пели, и мы тотчас взглянули друг на друга с Наташей, вспоминая тебя.
Ну, брат, как стал я читать приключения бедной Фонтон, меня так мороз и подирал; слава Богу, что все обрушилось на лошадях и коляске, но я все боюсь, чтобы испуг не имел дурных последствий для моей красавицы. Я предвижу, что она долго будет ходить пешком и что на этих же лошадях ни за что не согласится ездить. Мамонова так не может добиться, чтобы ее лошади разбили. Она к вам собирается уже обратно в субботу. «Увижу, – говорит она, – любит ли меня ваш брат и придет ли меня навестить; ибо как только явлюсь в Петербург, тотчас дам ему знать», – с чем тебя и поздравляю.