Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Вчера обедал у доброго и милого Черткова (не забудь о бумагах его племянника), а ужинал у Риччи, у коих засиделся и заслушался музыки до трех часов. Тут был Михаил Виельгорский, и они втроем пели «Gaza Ladra» и прочие оперы Россиниевы. Все разъехались, мы двое остались с Вяземским и курили, слушая прекрасную музыку. У Черткова обедали Мертваго, Саччи, Набоков, Цицианов, Петр Иванович Озеров и Фавст, коего я повез, и Иван Васильевич очень был ему рад; после обеда явился Шульгин и, по обыкновению своему, порядочно врал. Сегодня обедаем у Мамоновой. Не знаю, поеду ли на гулянье в Марьину рощу; а хотелось бы: время прекрасное, и я очень место это люблю.

Мне вчера сказывали, что Казначеев определен на место, которое Воронцов мне предлагал. Озеров пенял мне, что я не принял, и говорит: «Я бы все бросил; поверьте, что, служа при Воронцове, вы все бы свои дела лучше устроили, он вам во всем бы помог». Я и после много думал и нахожу, что нельзя было никак мне решиться ехать, при всем моем желании.

Бедный Путята и Гладкая от мороженого все еще очень больны. Никто теперь от страха не ест оного.

Вчера, говорят, точно обвенчали старика Северина, и прибавляют, что он переменил веру, ибо иначе и брак не мог бы быть совершен, потому что с живою его женою нет законного развода. Над стариком трунят, а между тем он 20 тысяч приобретает дохода. Я думаю, все это не сделалось без ведома сына, ежели и без согласия.

Константин. С.-Петербург, 8 июня 1823 года

Воронцов третьего дня отправился в путь, хотел ночевать в Гатчине. Нового у нас ничего нет; только и толку, что о лотерее. Сегодня утром у нас собрание членов, чтоб взять уже последние меры и кончить все дела. Слава Богу! Вчера Бобров нам давал обед. Пили за здоровье его превосходительства. Были только наши, Северин, Матушевич, Полетика, Манычар, Фонтон, Медем, Строганов и Поленов. Обед был изрядный.

Время сделалось вдруг холодное, после таких жаров. Как не быть больными! Сюда приехала жена господаря Гики, мы у нее были с женою; она ей тетка, то есть жена ее дяди. Была в свое время прекрасная женщина.

Александр. Москва, 8 июня 1823 года

Фавст заехал за мною, и мы ну к Мамоновой, где впятером обедали. Ходили вверх, откуда прекрасный вид, перебирали гардероб ее отца, все платье раскинуто по всему этажу и проветривается; как не сгнило, лежав лет десять в сундуках? Тут и шитые, и флигель-, и генерал-адъютант -ские екатерининские мундиры, бархатные сюртуки, пунцовые, шитые золотом, и бог знает, чего нет.

Константин. С.-Петербург, 9 июня 1823 года

Говорят, что Сперанский будет на место графа Кочубея; я этому верю. На бирже у нас все устроено. Во вторник обедаем ранее у Гурьева, потом все вместе поедем для открытия розыгрыша на биржу, где все сдадим гражданскому губернатору, Думе, полиции, депутатам, и сами уже ни во что не будем мешаться. Слава Богу, что я отделаюсь наконец от этих скучных дел! Завтра поутру поеду на биржу, чтобы все предварительно устроить.

Александр. Москва, 11 июня 1823 года

Голова идет кругом от этих сборов. Тяжелый обоз отправился вчера. Теперь иное посылаю к Фавсту, а иное – в слободский дом; самим едва есть на чем сидеть и спать; ежели ничего не помешает, завтра рано пустимся в Семердино, любезнейший друг. Следуя Пфеллеру, беру с собой все, что нужно для ванн и декокта, буду соблюдать все его приказания, надеюсь в деревне отдохнуть, подышать чистым воздухом и оправиться, а то опять что-то не так естся и спится, как прежде, то есть как в Петербурге.

Вчера наехали к нам прощаться князь Никита*, Обресков, Мамонова, Риччи, князь Василий, Иван Николаевич Корсаков и вновь прибывший Лунин; кое-как сочинили им ужин. Все тебе очень кланяются, особливо Лунин, коего сестра идет за генерала Богдановского, очень хорошего человека, служившего во Франции с Воронцовым, и коего граф подзывает к себе на службу в Одессу; кажется, он, устроя дела, поедет к милому человеку. Вяземский также подъехал, и Риччи восхищал нас своим пением. Мамонова получила от брата учтивый, но холодный ответ: он соглашается на ее предложения, и все на днях кончится. Ежели

Князь Никита Григорьевич Волконский.

бы она меня послушалась и тотчас бы ему написала, приехав сюда, то он, верно, и более бы для нее сделал; но она жила здесь две недели, после коих начала действовать чрез посторонних, что не могло ему быть приятно. Зачем сюда приехала, – о том две недели не думала. Хорошо, что все обошлось без процесса. Она думает ехать скоро, а прежде собирается к Троице, откуда заедет к нам. Князь Василий тоже дня через три собирается ехать прежде в Дубровку, а там – в Пермь. Ему хочется купить смежные с Дубровкой деревни у Муханова, а в Перми хочет отыскивать золотой песок. Это бы дело нешуточное.