Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Вчера утром был мороз; думали, что река станет, берег Васильевского острова начал было замерзать, после обеда не было уже перевоза; но к вечеру пошел дождь, продолжался целую ночь, и теперь, вместо зимы, опять сделалась осень грязная, туманная и сырая. Вчера утром заехал ко мне князь Александр Николаевич с приятным известием, мой милый и любезнейший друг. Я ему представлял о необходимости тотчас приступить к вспомоществованию чиновников, лишившихся всего – пожитков, платья и не имеющих теперь ни приюта порядочного, ни сухого платья. Дело идет не о вознаграждении им всех потерь и убытков, а только дать им на первый случай что-нибудь, чтобы они с семействами не погибли. Сумму эту можно взять из остатков, коих у нас всегда довольно. Я просил его поспешить с разрешением. Он вчера же нарочно ездил для доклада о сем к государю, который тотчас и с удовольствием на сие согласился. Князь у меня и подписал мне предписание, следовательно, теперь могу я начать действовать, а не то приходил мне мат: все свои деньги роздал, а потерпевших из чиновников еще много осталось, коим бы я не мог помочь. Иному теперь 25 рублей дороже, чем после сто.

Александр. Семердино, 14 ноября 1824 года

Твое письмо, № 189, навело на нас ужасное уныние, любезнейший друг! Мы перечитываем оное и ужасаемся подробностям, коими оно наполнено. Как будто случилось у нас самих что-нибудь чрезвычайное. Лелька также плачет, повторяя: «Бедный, бедняжка! Бедные чиновники! Бедные лошади! Бедные будочники», – и так до бесконечности. Видя твои интервалы в письме с означением часов и минут, меня задрало по коже, и я поскорее кинулся к концу письма, чтобы отдохнуть, и нашел утешительные слова: «Слава Богу! Ветер не умножается, вода сходит и стоит только на четверть аршина, тротуары чисты. Это не совсем еще утешительно, но все-таки полагать надобно, что столь сильный шквал не может быть продолжителен».

Постигаю ваше уныние и повторяю тебе слова нашего 96-летнего старосты; он тут был, как письмо пришло. Я ему сообщил, что пишешь. «Да, батюшка, – сказал он, – это хуже пожара: огонь можно водой залить, а от воды ни огнем и ничем на свете не спасешься». Умно сказал старик, да и подлинно, куда бежать, на чем? У всякого ли есть среди города в сарае шлюпка или даже баркас на случаи столь редкие и непредвиденные? Куда бежать, чем питаться? При таких шквалах все будет до рубашки вымоченным. Как женщинам, детям избавиться от простуды и жестоких болезней? Право, ужасно подумать. Это наводнение превосходит, кажется, все бывшие доселе. Зачем не случилось оно в тот день, как Петр Великий закладывал первый камень Петербурга? Может быть, он одумался бы, отменил свое намерение или основал столицу в Нижнем, как ему прежде было хотелось. Слава Богу, что никто у тебя не погиб и что спас ты казну. Ты так подробно это все описываешь, что я, кажется, вижу перед собою ужасное это зрелище и тревогу вашу. Что же должно было быть в Кронштадте, в море, в низких местах города, в Коломне?

Вы занимаетесь назначением посланника к новому королю в Париж, с поздравлением, а я давно уже читал в газетах, что Александр Львович Нарышкин обряд этот выполнил и сказал: «Это великая честь для великого канцлера – поздравить великого короля со столь великим событием, в таком городе средь столь великого ликования».

Константин. С.-Петербург, 17 ноября 1824 года

Верное сведение о бывших наводнениях, по наблюдениям Адмиралтейства.

В 1755 году октября 7-го дня – 7 футов; в 1777 году октября 5-го дня – 9 футов 11 дюймов; в 1802 году октября 5-го дня – 7 футов 5 дюймов; в 1824 году ноября 7-го дня – 13 футов 4 дюйма.

Константин. С.-Петербург, 18 ноября 1824 года

Говорят, что пожертвования в пользу пострадавших простираются уже с лишком на три миллиона. Духовенство доставило 700 тысяч из экономической своей суммы, граф Шереметев – еще 50 тысяч, граф Аракчеев – 20 тысяч, Английский клуб – 10 тысяч. Все сословия стараются помочь. Вчера еще новая была от полиции повестка, доказывающая попечение благотворного правительства: велено всем тем, кои заложили шубы или другие теплые одежды в ломбарде, идти получить их без платежа и процентов, и капитала за оные. Истинно мера самая благодетельная и полезная.

Александр. Семердино, 18 ноября 1824 года