Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Какие у вас ужасы происходили! Не умножат ли число каналов в городе? Но это трудно теперь сделать. Как жаль, ежели Монплезир подлинно снесло. Это так напоминало Петра Великого, хотя наводнение это было по его милости царской. Бенкендорфа подвиг таков, что во время Рима получил бы он корону гражданскую. Молодец! Как такую вещь не опубликовать? В Париже это происшествие, хотя бы и несчастное, дало бы повод множеству рассказов и сочинений; а у нас я вижу, что и газеты молчат до сих пор, а, кажется, наводнение не секрет. Бенкендорф там должен бы воспеваться, литографироваться. Его поступок надобно бы запечатлеть, он того заслуживает. Это доказывает сердечность императора и доблесть его подданных. Комиссия была ужасная, как ни говори. Дети никак не могут себе представить, как Милорадович разъезжал по Перспективе в шлюпке, чтобы спасать людей, сидевших на деревьях [на Невском проспекте тянулись тогда два ряда деревьев]. Все это и походит-таки на сказки или на сон.

Стоит наводнения известие о женитьбе короля Прусского. Однако же я это понимаю. Король еще молод; из любви и уважения к памяти покойной королевы он не хотел дать ей преемницу, а для совести своей хотел иметь жену.

Тургенев матери уже не застал. Мне очень жаль, что я в это время не был в Москве, чтобы быть все с ним.

Стало, газеты врали, что Александр Львович Нарышкин поздравлял короля Карла X именем государя с восшествием на престол. Это самая приятная для князя Петра Михайловича [Волконского] комиссия. Кого-то он с собой возьмет? А много будет охотников.

Петр Петрович Нарышкин пишет мне, что начинается дело сенатора Посникова с Папковым. Должна быть очная ставка у Обольянинова. Папков доказывает, что Посников просил у него денег, чтобы его оправдать, а этот говорит, что неправда. Надобно будет клятву принести. Ну, как оба поклянутся? Как их разобрать? Что остается делать уездным судишкам, когда сенаторы себя так ведут?

Мы все радуемся с женой, что у тебя все благополучно. Она говорит, что это Божие благословение, что Провидение предоставило тебе роль Ноя, спасшего в ковчеге своем всех своих от всеобщей гибели.

Константин. С.-Петербург, 21 ноября 1824 года

Не стало Федора Петровича Уварова! Он скончался вчера в час пополудни, ко всеобщему сожалению. Накануне еще говорили, что ему лучше; вечером он сидел, разговаривал, имел всю свою память, только глаза покрыты уже были туманом, и он ничего почти не мог видеть. Государь был у него вечером и в пять часов утра; в это время ему было лучше, но вскоре после того, то есть часов в девять, князь Волконский нашел его лежащим в забытьи, а там испустил он последнее дыхание[134]. Лучший его панегирик тот, что он никогда никому ничего худого не сделал, а добра – весьма многим. Нет здесь человека, который бы не сожалел о нем искренно. Я чистосердечно разделяю всеобщее сожаление. Да помянет его Господь Бог во царствии Своем! Публика многих назначает ему в преемники; но, вероятно, как то обыкновенно бывает, всякий назначает своего, иные графа Петра Александровича Толстого. Государю очень должна быть чувствительна эта потеря.

Александр. Семердино, 23 ноября 1824 года

Метакса меня обрадовал победою (но не мнимой, а истинной) греков над негодными турками. Тесть и граф Федор Васильевич мне то же подтверждают, а Ростопчин надписал письмо: «А.Я.Б. в Семердине на мази и в грязи, в муке и в скуке».

Граф пишет мне: «Понадобятся сотни миллионов для исправления зла, причиненного наводнением, а следовательно, и время; но главное уже делается, а сие главное – предоставить скорую помощь несчастным наводненным». Кажется, благодарение Богу, судя по твоим письмам, число умерших не так велико, как надобно было ожидать от такого ужасного наводнения. Чего не выдумают в Москве? Говорят, что Англия и Швеция объявили нам войну, пользуясь сим несчастьем. Эк, как скоро дошло известие, не только в Стокгольм, но и в Лондон; или знали они наперед, что будет наводнение; а я так думаю, что в Лондоне будет подписка для пострадавших от воды. Это будет благотворительность по-английски, то есть благотворительность просчитанная. Москва врет пустяки, это своим порядком; а между тем везде открыты подписки, и в один день собрано более ста тысяч; некоторые купцы дали 54 тысячи, князь Сергей Михайлович Голицын – 6000, какой-то неизвестный, за подписью «К.», прислал князю Дмитрию Владимировичу 25 тысяч, Английский клуб – 10 тысяч, дамы собрали 3000 и так далее. Вот как государев пример был благодетелен!

Константин. С.-Петербург, 24 ноября 1824 года

Уварова завтра перевозят в кавалергардскую церковь. Оттуда, говорят, перевезут в четверг в Казанский собор, там отпоют и повезут в Невский монастырь. Все это будет происходить с большим парадом. Войска будут под ружьем, а провожать будут гроб конница и артиллерия.