Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Князь Александр Лобанов 1-го числа уезжает на год в чужие края. Его очень перевернуло. Если не будет вести жизнь самую порядочную и выдержанную, то вдруг может случиться беда.

Александр. Москва, 29 мая 1822 года

Новости наши неважны. Город пуст. На днях выкинула Протасьева, урожденная Шереметева, от испугу. Мать сказала, что проклянет брата ее, женившегося без позволения на Бибиковой, ежели он жену привезет к ней; сестру это тронуло, и она выкинула. Куда много теперь молодежь своевольничает? Только и слышно, что про шалости.

Анненков не умер. Мать получила известие, что он ранен выше колена, что ногу отняли, но надеются, что останется жив. Она послала туда доктора и сама едет к нему, получив первое уведомление. Говорят, что это другой брат, а не тот, что убил Ланского. С Вяземскою все делаются чудеса. Намедни ей при мне вставили фальшивый зуб. За обедом стала она есть, сломила зуб и… проглотила его. Это других последствий не имело, но я думал, что она не вставит зуб на место… Стану ее дразнить; верно, не утерпит, покается или дурно станет отпираться. Экие чудеса!

Константин. С.-Петербург, 30 мая 1822 года

Третьего дня были мы вечером у Татищевой на даче, а потом у Гурьевых с женою. Тут множество нашел я гостей, иностранных министров и проч.; все превозносили взапуски почту и удивлялись необычайно скорому ее ходу. Теперь у меня другой проект, для австрийской почты; надеюсь, также удачливо кончится. Тогда почтовые сношения наши с иностранными государствами будут производиться как нельзя лучше, и все это станет правительству (как говорит Фирсов) ровно ничего, а пользы будет много.

Ну, брат, ваша Шимановская [известная пианистка, позднее теща поэта Мицкевича. Она ехала из Москвы]! Серапин от нее в отчаянии; всю дорогу капризничала до бесконечности, всем недовольна, то хочет ехать, то опять нет. Покрыли важу с ее платьями кожею, дабы более еще сберечь их, и это над каретою; велела снять, говоря, что воняет. На станции у смотрителя пробежала кошка; она закричала, упала в обморок и подняла тревогу, как будто бог знает что случилось. Приехав в город, хотела не заезжать в контору, а прямо проехать домой; смотритель не мог согласиться и предложил ей заехать сперва в контору и попросить дозволения, в котором обещал, что не откажут; не захотела, опять завела историю. Скупа до крайности: в трактирах, прежде нежели съесть кусок жаркого, торговалась с полчаса, а смотрителю, которого измучила, не дала ни копейки. Да он бы сам ей заплатил, чтобы только от нее избавиться. Экая причудница! Я обещал в утешение Серапину тебе все это написать.

Ты Бюллера точно видел во дворце, но не утонувшего, а его брата-сенатора. Тот все время жил в Вене по препоручениям и приезжал сюда только по делам. До сих пор не знаем, что его побудило лишить себя жизни в 60 лет. Недолго бы, кажется, и подождать законного срока.

О Грессере меня уведомили, что он умер, но не ручаюсь, правда ли, и желаю противного. Мне все подробности даже рассказывали. Он приехал, кажется, в Вильну обедать к приятелю, где и сделался с ним удар.

В доме, где живет зять вашего Голицына [князь Николай Васильевич Долгоруков, женатый на княжне Екатерине Дмитриевне Голицыной], был пожар, загорелся второй этаж, и отчего же? У купца были козел и самовар. Козел спит возле самовара на чердаке, вывалились уголья, у козла загорелась борода и шерсть, он побежал от испуга по чердаку, зажег белье, которое сушилось, и от белья пошло драть; все комнаты того этажа сгорели, лестница деревянная занялась, и чтобы тушить, полиция принуждена была от Долгорукова проломить потолок и туда влезть. Несчастный козел сбежал еще по лестнице весь в поломе и с лопнувшими глазами, и, говорят, от него первого узнали о пожаре. К счастью, княгиня, которая брюхата, совсем не испугалась, очень хладнокровно вышла из дому и явилась к Екатерине Федоровне [то есть к своей свекрови]. У них все успели вынести, так что они ничего совершенно не потеряли. Он, говорят, перетрусился, да и есть от чего, имея жену в таком положении, и однако же, жена его не испугалась.

Государь выехал из Вильны обратно 25-го, великая княгиня доехала благополучно до Полангена; следовательно, мне, чтоб быть совершенно покойным, остается только ожидать прибытия государя. Я надеюсь, что все обойдется хорошо, хотя ранее возвратится двумя днями против маршрута, ибо не изволил ездить в Белый Сток.

Александр. Москва, 1 июня 1822 года

Я старика Дибича знаю. Как мы представлялись государю, то и он тут был; должно быть, лет во сто.

Анекдот женщины, родившей сына у подножия Румянцевского обелиска, прекрасен, и граф Сергей Петрович очень хорошо поступил. Какая странная судьба постигает этого ребенка при самом его рождении! Почему знать? Может быть, и выйдет из него другой Румянцев, и тогда, верно, скажут, что анекдот о месте его рождения выдуман.