Уж этому толстому Шиллингу несдобровать; не его дело ни порхать, ни нырять; будет с него, что и повальсирует иной раз.
Не знаю я, что будет с Горенками, только отсюда все продают поштучно, как из лавочки: померанцы, груши, лавры, все это в деревьях. Можно все это очень дешево иметь. Девиз наследника графа Алексея, кажется: деньги из всего.
Главным начальником Манычара сделан принц Александр Виртембергский; не знаю, останется ли Бетанкур или нет, но, вероятно, нет. Шепинг (флигель-адъютант) женится на Чертковой, сестре того, что адъютантом у князя Волконского, и дочери богача. Другая еще свадьба, которую, вероятно, не ожидаешь: Лебцельтерн женится на дочери графа Лаваля. Наконец Каподистрия сдерживает свое слово и дает списать с себя завтра портрет для меня. Здесь есть некто Соколов или Соколовский, академик, который в полтора часа кончает портрет, и чрезвычайно похожий. Он писал всех Фредровых приятелей, Матушевича и проч.; говорят, удивительно, как похожи.
Не беспокойся: Ваня не дал Филистри 500 рублей за стихи; не знаю, подарил ли что-нибудь и за эпиталаму, коей напечатание довольно стоило денег берлинскому придворному поэту. Княжна училась у Метаксы по-итальянски; она, зная его бедность, просила Ваню что-нибудь ему подарить. Он обещал, и княжна объявила это с радостью своему бывшему учителю. Тот ну себе заказывать фрак и панталоны, обмундировался. По приказанию княжны является к Ване поутру. Этот, весь сконфуженный, сажает его возле себя, показывает ему счета своих издержек: карета дорожная 7000, ливрея, лошади и проч. и проч., и оканчивает словами: «У княжны ничего нет, я был принужден восполнять все из своих денег, и должен вам признаться, что теперь, когда надобно мне ехать за границу, мне остается только 90 тысяч рублей». Наш грек очень тонко ему возразил: «Но, господин граф, зачем вы входите во все эти объяснения! У меня нет права требовать, я ни о чем вас не прошу и пришел только потому, что княжна сказала мне: “Приходите утром к графу Ивану, ему надобно с вами поговорить”. Я совершенно не знаю, зачем вы меня звали». Ваня пришел в страшное замешательство, но все кончилось тем, что он бедному Метаксе не дал ничего. Экая скряга! Хоть бы перед невестою блеснул!
Государь изволил выехать вчера утром и в девять часов с половиною проехал через Гатчину. Дай Боже совершить путешествие благополучно и скорее к нам возвратиться. Лебцельтерн точно женится, но еще не объявляет о сем, пока не получит дозволение от своего императора.
О Дмитриеве все слухи кончатся его к вам возвращением. Москва точно не верит никогда, чтоб человек ехал или по собственным своим делам, или посмотреть на своих друзей в Петербург; всех подозревают в видах. О Маркове [престарелом графе Аркадии Ивановиче] я как-то тоже слышал, что он проиграл тысяч сто, но это, кажется, пустые слухи. Он точно едет в деревню, как и сам мне сказывал, но еще в сентябре, а по первому пути сюда возвратится, следовательно, тут высылки нет; да чего не врут на сем свете!
Вчера был у меня Ротшильд, маленький человек и фигура неважная, но, кажется, добрый малый. Через две недели поедет полюбоваться Москвою. Он мне привез письмо от Шредера. Куда богат! Я к нему посылаю Беннера с его живописною коллекцией; авось купит. Послал бы Мартынова, но боюсь его глупости. Нового у нас нет ничего, да теперь нечему и быть. Государь, как полагают, будет в Вене к 26-му августа. Поццо, верно, туда приедет, а наш Шредер опять останется поверенным в делах.
Были у Каподистрии, нельзя сегодня писать: он должен был ехать откланяться к императрице Марии Федоровне. В понедельник еще обещался обедать у нас на даче, а в среду, я думаю, отправится. Без портрета я его не отпущу, а я уже и тебе сулил копию.
Вот и Филипп Иванович сейчас от меня. Давал мне инструкции, как целый день поступать в деревне, куда гонит нас без пощады; мы сами торопимся: время прекрасное второй день, барометр поднимается. Там примусь опять за декокт и, кроме того, буду брать всякий день ванны какие-то с солью; того и гляди, что сделаюсь ветчиною или, по крайней мере, солониною. Так хочет наш славный старик, я повинуюсь.