Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Какова же моя хозяйка! Завела в Балакове один стан, выучила одного ткача у тестя, и теперь делается у нас из белорусских талек очень порядочное полотно, которое отдает мастерам белить и складывать на манер голландских полотен. Дети носят у нас рубашки из этого полотна, идет и на простыни, наволочки и проч. Посылаю тебе в четырех штуках 68 аршин; по мере, что будем выделывать, будем с тобою делиться. За это, надеюсь, Клим не будет ворчать, а скажет спасибо. Я все смеялся над Наташиными затеями, ожидал все пустяков, а теперь делаю публичное покаяние.

Константин. С.-Петербург, 9 августа 1822 года

Третьего дня, как я тебе сказывал, обедал у нас добрый Каподистрия, мой милый и любезный друг. Я позвал обедать живописца, и после обеда охотно Каподистрия сел и дал ему списать с себя портрет, который, хотя сделан скоро, в полтора часа, но чрезвычайно похож. Живописец взял его, чтоб отделать. Для тебя будет копия. В девять часов граф с нами простился, но не сказал, когда едет. «Когда я вас увижу?» – «Не могу вам этого теперь сказать, мой милый друг, но будьте уверены, что будете одним из последних, кого я вижу в Санкт-Петербурге и кого покидаю я с наибольшим сожалением». На другое утро в пять часов (то есть вчера) он отправился в путь, и я узнал о сем только от Доболия, который у нас обедал и привез от него поклон и поручение сказать, что он прощаться не может, но нас сердечно любит и уверен, что и мы его любим и не забудем. Он отправился через Поланген. Вечером приехал Реман, и мы с ним пустились к графу Нессельроде – поздравить его с новорожденным, то есть я поздравил, а Реман был при родах. Все обошлось как нельзя лучше, графиня и дитя здоровы. Граф отправится, вероятно, послезавтра.

Вчера спускали корабль 84-пушечный; я поспел еще, чтоб видеть прекрасное это зрелище, нанял шлюпку и катался по Неве. Корабль сошел величественно и прекрасно; на нем гремела музыка и множество было народу, берега Невы наполнены зрителями, а река – шлюпками.

Константин. С.-Петербург, 12 августа 1822 года

Вчера у Блоома, как обыкновенно, был обед преогромнейший. Я сидел возле Фредро и Ал.Гурьева. Первый уверял меня, что Марков проиграл 600 тысяч и что в 400 тысячах сам признался и едет в деревню, чтоб устроить свои дела; хорошо еще, что об этом думает. Он отправляется 20 августа, и прямо в Подольскую губернию, не проезжая через Москву. Там обедал также Ротшильд, который мне сказывал, что он покупает у Беннера коллекцию живописных портретов. Я очень рад: Беннеру деньги нужны, да пора ему и со мною расплатиться.

Константин. С.-Петербург, 15 августа 1822 года

Зачем, ты думаешь, княгиня Софья Григорьевна присылала за мной? Долго совестилась сказать, наконец просила меня взять на себя во время ее отсутствия главное управление ее делами. У нее есть управляющий, человек верный; но она хотела, чтоб он был под моим руководством, чтоб я взял доверенность на продажу имения, покупку другого, за плату долгов и проч. и проч., наговорила мне много лестного, дружеского. Ну как отказать внучке князя Николая Васильевича, друга батюшкина? Не только я тотчас согласился, но еще рад, что могу оказать ей услугу, и, конечно, буду ей служить с усердием. Вот теперь я поверенный двух особ – ее и графа Каподистрии.

Дай Боже вам веселиться и наслаждаться прекрасною деревенской жизнью, которая всегда была одним из моих величайших желаний. А вот как выиграем Воротынец, так и это устроим. Сейчас был у меня Багреев; в среду, то есть завтра, его свадьба в домовой церкви графа Кочубея[69]. Просил певчих. После проживет здесь с месяц и поедет через Москву в свою губернию.

Каков же Рушковский! Прислал жене ананасы на именины. Спасибо ему, что не забыл ее именин и вспомнил, как веселились в Свирлове.

Александр. Семердино, 16 августа 1822 года

Я точно читал печатное сообщение графа Кочубея о хлебе из моху. У князя Дмитрия Владимировича спекли такой хлеб, я его отведывал, на вкус хорош; остается решить, не вреден ли он для здоровья и так ли насыщает, как обыкновенный ржаной? Я достал образец этого мха и повезу его с собою в Велиж.

Я дочитываю теперь речи Фокса. Какая разница между ними и тем, что г-да французы врут в своих заседаниях!