Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Кого-то изберут на его место? Английские газеты назначают уже ему несколько преемников, а именно: Каннинга, г-на Пиля, Стюарта, что послом в Париже, Гренвиля. Между тем любопытно знать, кого пошлют в Вену. Кто б мог этого ожидать? Он был человек очень хладнокровный, но правда и то, что в безумии себя убил. Для Англии потеря превеликая, а особливо для короля и министерства. Лондондерри был славный оратор, постоянно умно останавливавший оппозицию во всех ее приступах. Она восторжествует, но недолго, если Каннинга сделают министром-статс-секретарем по иностранным делам.

Лондондерри родился в 1769 году. Он умер 12 августа. Он был ровесником Бонапарта и Веллингтона. Берлинская газета дает еще больше подробностей (третья почта сейчас получена). Его физические силы с некоторого времени уже чрезвычайно опустились; но сон, аппетит были хороши, так что никаких лекарств он не употреблял. Газета примечает, что он хотел лишить себя жизни. В этом я с нею совершенно согласен: иначе бы он не зарезался.

Александр. Семердино, 23 августа 1822 года

Как ни была вчера дурна погода, желая сделать приятное Шафонскому и заплатить за визит его и доброго старика Пфеллера, я поехал в Сергиевское, где меня оба встретили у крыльца при пушечной пальбе. Жаль, что дождь не позволял выйти из дому; но местоположение прекрасное, на горе очень большой дом, из коего видны деревень 20 и Троицкая лавра; внизу протекает река, на косогоре Шафонский разводит английский сад. Мы, нимало не мешкав, принялись за обед. При жарком не забыто было шампанское, а при шампанском вывели на сцену не только тебя, но и Кубышку [прозвище одного из детей Константина Яковлевича Булгакова]. Все были очень веселы. После обеда хотел тотчас уехать, боясь темноты и дурной дороги, но принудили сесть за вист. В 6 часов так сделалось темно, что надобно было подать свечи. После я тотчас уехал. Спасибо, что дали верхом проводника, который указал нам новую хорошую и кратчайшую дорогу; только со всем тем я ехал два часа и очень обрадовался лаю своих собак, которых мог слышать, а не видеть. Чтобы не так было скучно, я взял с собою нашего проворного шута Момку, Титова сына; но его до того поили там, что он был пьян; его рвало, и я всю дорогу держать должен был его на коленях спящего. Теперь я до 26-го не ездок никуда.

Цена, даваемая Витбергом, неважная. Комиссия для строения Москвы платит по 45 рублей в месяц, но я это все лучше разведаю в Москве; когда там буду, переговорю с Витбергом, а высокоблагородного очень благодарю за его попечение; ответ его дипломатический доставлю графу Риччи.

Прощаю очень голышу выиграть 400 тысяч; но богачу, как Маркову, проиграть такую сумму – это довольно глупо. Вот жадность, жестоко наказанная. Спасибо Ротшильду, что берет у Беннера коллекцию царских портретов; я надеюсь все, что это та, которую он было приготовил для Потемкина. Она очень великолепна.

Белоруссия в самом жалком положении. Помещики опять подают прошение, требуя помощи и отзываясь невозможностью вносить пошлины. Рожь, сено, вино – пропали; вся надежда на яровые; ежели и тут неудача, то бог знает, что и делать и как извернуться! У меня бродит в голове проект ехать весною, поселиться там месяцев хоть на шесть и видеть все это поподробнее своими глазами, сделать последнее испытание: проклятое вино бросить (там винокурен 15 закрылось уже), посуду медную, столько стоившую нам денег, продать и проч.; а всего бы лучше продать все, иметь меньше дохода, а более покоя. Вот четвертый год, что не родится. Скота множество, мужики поправлены, наши перед прочими славятся, а все мало пользы. Ежели, как уверяет и сам Пфеллер, хлеб из мха точно питателен и здоров и приуготовление оного не влечет большие издержки, то это находка для нашего несчастного края. Я послал Ефиму этого мху на образец, велел его набирать запасы, послал и хлеб один на пробу, велел испечь им самим. Дай Бог, чтобы удалось – для бедных мужиков и для бедного нашего кармана! Не забудь, любезный друг, прислать мне печатанное описание этого хлеба, студеня и проч. из мха; это можно достать у графа Кочубея, ибо им было сообщено циркулярно всем губернаторам.

Константин. С.-Петербург, 23 августа 1822 года