Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Вышло по-моему: русская народная песня точно та, что сочинил Львов, и которая мне очень понравилась, большой делает эффект. Пора было нам завести свою песенку. Все эту будут петь с душевным умилением и усердием. Здесь ее в первый раз будут петь в инвалидном концерте, где будет, вероятно, и государь.

Александр. Москва, 11 декабря 1833 года

Богатая мысль – собрать портреты наших фельдмаршалов со славными наименованиями. Иной и при отличном служении да не попадет туда, например, князь Репнин, который мог бы быть Мачинским. Ну, а будут ли тут Чесменский, Крымский? Экая отборная компания! А я уверен, что портрет, который во дворце, не так хорош и сходен, как мой; я говорю о портрете князя Потемкина, за коим Воронцов так волочится.

Константин. С.-Петербург, 18 декабря 1833 года

Львову немного будет неприятно, что ты не нашел в песне простонародной мелодии, а он мне именно доказывал, что она есть, да и точно, пропел мне русскую песню, весьма схожую.

Награды себе иной не жду: ибо, кроме того, что награждаем всегда был свыше заслуг, нет двух лет, что получил Белого Орла. Я на этот счет всегда спокоен и не мучаю себя, как многие знакомые, надеждами, претензиями, ожиданиями, как скоро приближается какой-нибудь праздник. Делаю свое дело и на опыте знаю, что за Богом молитва, а за государем служба не пропадает. Мое одно желание, чтобы дело шло хорошо, а из отчета государю, который ежегодно подается и с коего тебе пришлю копию, усмотришь, что, слава Богу, не назад, а вперед идет и действиями, и доходами. В 1832 году было дохода на 2 миллиона более 1830-го, и кое-что в 1833-м сделано нового и полезного.

Александр. Москва, 25 декабря 1833 года

Что это у вас за чудеса были со стульями у какого-то конюшенного чиновника? Только и разговора здесь. Ты не пишешь об этом, но Вяземский мне намекает. Какие ни представляют подробности, я не верю, но весьма любопытен знать развязку дела, поступившего официально, как говорят, к министру двора и утвержденного присягою двадцати лиц. Здесь дамы перепуганы. На балу у Щербатова рассказывали о стуле, переходящем с места на место сам собою. Бартенева (мать) ужасно перепугалась и сказала, дрожа: «Ах, какие страсти! Ну, как это и в Москву перейдет?» – «Да разве это холера?» – сказала Катенька. Не поверишь, как нас насмешил этот простой, но неожиданный ответ Катеньки. Другие дамы, видя также тут как будто светопреставление, крестятся и крепко надеются на московских угодников. Такая тревога, что не поверишь.

1834 год

Константин. С.-Петербург, 5 января 1834 года

Наш детский приятель Александр. Саблуков, бывший под судом за отчеты и, кажется, отставленный, совершенно оправдан; ему велено возвратить все удержанное у него в течение многих лет жалованье и определить в службу. Я очень этому рад, ибо никогда не полагал его склонным к злоупотреблениям. Третьего или четвертого дня умерла наша старейшая знакомая Наталья Алексеевна Колтовская. Она была в ссоре с детьми, но примирилась перед кончиною.

Константин. С.-Петербург, 6 января 1834 года

Завтра назначен был бал во дворце, в Концертной зале; но вчера приехал камер-лакей сказать, что за нездоровьем государыни бал отменяется. Я слышал уже утром вчера, что ее величество несколько простудилась и кашляет.

Константин. С.-Петербург, 12 января 1834 года

Александр. Строганов сделан товарищем министра внутренних дел по представлению самого Блудова. Выбор очень хорош: человек умный, благородный и расположенный к добру. Князь Кочубей было занемог, однако же я посылал сегодня, – ему лучше. Кажется, опять было поднялась подагра. На место Строганова в Варшаву – генерал Головин. Сегодня вечер у великого князя, куда и я приглашен.

Константин. С.-Петербург, 13 января 1834 года

Я приехал с бала домой в 4 часа. Было человек сто и очень весело. Так как я не танцую, то играл в вист и выиграл три роббера. Имел счастие говорить со всей императорской фамилией. Ты знаешь, как милостивы. Великий князь, между прочим, говорил о Косте: «Я поругал нашего молодого человека, и все за математику. Все идет очень хорошо, очень я им доволен, но с математикою беда; племянник твой уверен, что старается, но в голову не лезет». Я ему ответил, что надобно удвоить старание, и, верно, не останется без успеха, ничего нет невозможного. Спрашивали об вас и его и ее высочества.

Императрица изволила говорить о Соне, спрашивала, скоро ли ее будем вывозить, и очень лестно отзывалась, понаслышке, на ее счет. Лунин сделан главным директором императорских военно-конских заведений и председателем Управления оных, на место Козенса.

Константин. С.-Петербург, 20 января 1834 года