Братья Дуровы

принимался за то же. У обоих были собаки-математики, и оба пока¬

зывали номер с участием всех своих животных; у Владимира Дуро¬

ва он назывался «Железная дорога», а у Анатолия Дурова — «Война

животных».

Как один, так и другой брат выходили на манеж почти без

грима, в шелковом нарядном костюме, поверх которого надевали

парадную ленту, украшенную жетонами; кроме того, на груди у

каждого красовалась звезда эмира Бухарского.

Итак в творчестве братьев как будто не было заметной разницы.

Но это только на взгляд поверхностного наблюдателя.

Обычно оба брата начинали свой номер со вступительного моно¬

лога. И тут пальма первенства принадлежала младшему Дурову.

Его монологи отличались большей остротой, глубиной, доходчиво¬

стью, чем у старшего брата. Зато методы его дрессировки были

намного слабее, примитивнее. Он писал: «Я оставляю у себя только

наиболее восприимчивых животных, сразу выгоняя ленивых и мало¬

способных... В случае нужды, для номера поросят я беру напрокат.

Три-четыре дня вполне достаточно, чтобы животные выдрессирова¬

лись для нужных мне целей».

Бывало, Анатолий Дуров лишь использовал природные инстинк¬

ты животных. Так, например, секрет номера «Поющий петух» за¬

ключался в том, что петуха выносили из полной темноты на ярко

освещенную арену, и он неизбежно начинал петь. Таков уж при¬

родный рефлекс этих птиц: после долгого пребывания во мраке,

ослепленные ярким светом, они беспокойно кукарекуют.

Нередко Анатолий Дуров просто покупал животных и птиц,

уже обученных какому-нибудь трюку, или же отдавал их для обу¬

чения своим опытным помощникам.

Все это позволило создать номер «Война животных», который

принес ему славу выдающегося дрессировщика. В значительной

мере благодаря этому номеру он, тогда еще молодой клоун, с огром¬

ным успехом гастролировал в цирках Германии, Франции, Италии,

Испании. А номер был совсем не сложен. На противоположных сто¬

ронах манежа стояли огромные ящики. По знаку клоуна дверцы

их в нужный момент открывались, и из одного ящика выскакивали

поросята, из другого — гуси и индюки. Обезумевшие от долгого сиде¬

ния в темноте, от слепящего света арены, грохота оркестра, подго¬

няемые ударами бича, животные и птицы отчаянно шумели, хрю¬

кали, кричали, производили полный переполох, все переворачивали

на. своем пути. Вот и вся война...

Но она была неожиданна и смешна.

Грандиозный номер «Взрыв крепости», показанный Анатолием

Дуровым в московском манеже, также был несложным, хотя и очень

эффектным. В нем участвовали тысяча кур и пятьсот петухов. Все

они помещались в крепости. И когда эта крепость, освещенная

бенгальским огнем, взрывалась согласно точным пиротехническим

расчетам, нетрудно представить, что в этот трагикомический момент

вытворяло ее кудахтающее и кукарекующее население.

Далеко не все номера с животными и птицами были так безобид¬

ны. Анатолий Дуров, так же как его старший брат, использовал

свиней для сатирических шуток.

Под звуки игривого вальса из оперетты «Веселая вдова» свиньи

качались на доске-качелях.

Дуров декламировал:

Парадоксально: Анатолий Дуров прежде всего подчеркивал то,

что он выдающийся дрессировщик. Сатирическая клоунада, как он

думал, занимала второстепенное место в его номерах. Однако сила

его своеобразного таланта уже тогда именно заключалась в острой,

блистательной сатиричности.

Впрочем, так же заблуждался его старший брат. Уже в первые

годы работы в цирке он выказал незаурядные способности дресси¬

ровщика, но долгое время своим истинным призванием считал

сатирическую клоунаду.

Нет слов, оба брата немало преуспели даже в том жанре, кото¬

рый каждый ошибочно считал своим призванием. И можно только

порадоваться, что в конце концов каждый из них нашел свой истин¬

ный путь в искусстве.

В 1890 году Анатолий Дуров с большой группой дрессированных

животных отправился на гастроли за границу.

Шумная реклама повсюду предшествовала его появлению.

В этом турне Дуров даже переменил свой обычный клоунский

облик. Нарядного шелкового балахона, которым он так гордился,

ленты, увешанной медалями, и огромной сияющей звезды эмира

Бухарского не осталось и в помине. С гастрольных афиш смотрел

невысокий, ладно сложенный молодой мужчина с выразительным,

смелым лицом. На нем была вышитая шелковая косоворотка, на

плечи небрежно наброшена легкая поддевка, на ногах пузырились

шаровары, заправленные в лаковые сапоги «гармошкой». Темный

картуз дополнял наряд этого «удал добра молодца», будто сошед¬

шего с картинки, писанной в псевдорусском стиле. Не хватало лишь