Братья Дуровы

котором опять раструбили газеты. На одной станции по недосмотру

служителя раскрылась клетка, в которой находилось три сотни

крыс. Не трудно представить, что творилось в помещениях станции,

особенно в буфете, когда там появилась хвостатая стая. Крысы

взбирались на столы, хозяйничали на буфетных полках и, ощутив

свою безнаказанность, затеяли игрища на глазах перепуганных пас¬

сажиров. Началась паника... Но вот появился Дуров и заиграл на

дудочке призывную мелодию. Зверушки послушно собрались вокруг

хозяина, который стал хватать их за хвост и водворять обратно в

клетку.

Железнодорожное начальство хотело было наложить штраф за

причиненное беспокойство, но пассажиры уже смеялись над проис¬

шедшим и вступились за дрессировщика. Инцидент окончился бла¬

гополучно и только послужил тому, что имя «волшебника с дудоч¬

кой» липший раз замелькало в печати.

Заграничные гастроли Анатолия Дурова затянулись. Выгодные

ангажементы позволили ему купить дом в Париже, где он надолго

обосновался с семьей.

Отлично дрессированные животные и птицы занимали все боль¬

шее место в работе Владимира Дурова. В цирковых программах

появился номер — «Дуровская железная дорога».

Номер получил мировое признание. Появились даже плагиато¬

ры — верный симптом успеха.

«Дуровская железная дорога» начиналась за кулисами, прохо¬

дила по всему манежу. По рельсам катился маленький паровоз,

тянувший состав вагонов. Из паровозной будки выглядывала обезья¬

на-машинист, другая обезьяна — стрелочник — переводила стрелки.

Поезд встречал начальник станции — бульдог. Толпа пассажиров,

согласно своему «общественному» положению, занимала места в

разных вагонах. Породистые собаки усаживались в вагон первого

класса. Поросята и петухи — во второй класс, а морские свинки —

в третий. Длинноногий журавль, у которого не было денег на билет,

одиноко шагал по шпалам пешком...

Сцена комичная, но и не безобидная: Владимир Дуров наполнил

ее острым сатирическим содержанием.

Из-за кулис доносился пронзительный свисток паровоза. На ма¬

неже появлялся поезд. Верхом на паровозе восседал Дуров. Обра¬

тившись к публике, он читал монолог, в котором вышучивал мини¬

стра путей сообщения Хилкова (незадолго до того газеты раструби¬

ли о его рекламной поездке машинистом на паровозе):

Перед отходом поезда Дуров знакомил зрителей с пассажирами.

Утки, например, получили такую рекомендацию:

—       Всем известные путешественницы — газетные утки.

Затем разговор заходил о багаже. Горшок земли сопровождался

репликой, намекавшей на крохотные крестьянские наделы:

—       Это — крестьянам!

Веревки:

—       Это рабочим — веревочные нервы...

Гнилая шпала:

—       Инженерам!

Громадная дубина:

—       Политический градусник...

Характеристику, связанную со злобой дня, получили и другие

багажные вещи. Так рваные штаны в заплатках, с вывороченными

карманами, символизировали министерство финансов. Почему-то

именно эта шутка вызвала негодование виленского губернатора.

Клоуна потребовали в канцелярию.

—       Как вы смеете показывать на арене цирка рваные штаны,

называя их министерством финансов? — гневался губернатор.— Что¬

бы этих штанов больше не было! А если вы еще это себе позволите,

то будете высланы из города!

Дуров сделал покорное лицо и ответил:

—       Слушаюсь! В следующий раз с вашего разрешения я буду

играть без штанов...

Губернатор оказался человеком с юмором: сдерживая смех, он

повернулся и ушел из кабинета.

Уж такова натура клоуна — не может не пошутить, едва к тому

представился малейший повод. Наверно, поэтому Владимир Дуров,

все более увлекаясь дрессировкой животных, оставался верен остро¬

му слову. Притом, как впрочем и его брат Анатолий, Владимир

Дуров использовал игру слов и каламбуры. Иногда явно преступая

пределы дозволенного цензурой, оба сознательно шли на риск.

Особенно это относилось к политической сатире.

Вряд ли Владимир Дуров не сознавал, чем могла обернуться

его политическая реприза, произнесенная в Михайловском манеже

в Петербурге. Ведь он иносказательно обозвал дураком самого царя.

Всякий знал, что полагается за оскорбление «особы» его император¬

ского величества да еще в форме, еле прикрытой фиговым листком.

Конечно, Дуров сознавал это, когда после разнообразной про¬

граммы с участием животных, показа комических фокусов рискнул

на такой номер:

—       Я обладаю феноменальной силой пальцев,—обратился он к

публике.— Я могу гнуть подковы и ломать рубли.

Он вынул серебряный рубль и предложил удостовериться, что

это не оловянный, а настоящий, серебряный.

Желающие все проверять, убеждаться во всем лично, всегда