Братья Дуровы

Имя его еще ничего не говорило обывателям. Что же привлекло внимание скопинцев? Во-первых, в гастрольной афише сообщалось, что это единственный в своем роде соло-клоун московского цирка; во-вторых, что он будет демонстрировать почтеннейшей публике удивительные фокусы с дрессированными животными; в-третьих, развеселит своими шутками «на злобу дня».

В день представления самое большое в городе помещение купеческого клуба ломилось от публики, жаждавшей увидеть заезжего соло-клоуна. И он не обманул ожидания.

Не просто артисту проявить свое обаяние. Это волшебный дар. Присущ он далеко не всем лицедеям, и не каждый умеет им пользоваться. Уже с первого своего появления на сцене Анатолий Дуров сумел покорить зрителей. Своим обаянием он сразу расположил к себе сидевшую в первых рядах местную знать и занимавших последние места людей попроще.

В светлом шелковом костюме с нашитыми блестками, стройный, быстрый и легкий в движениях, он выбежал из-за кулис. Умные, большие глаза его светились озорной улыбкой. Красивое лицо почти без грима. Заговорил он уверенным голосом с таким богатством и разнообразием интонаций, что каждое слово полнозвучно доносилось во все уголки зала.

Что-то подкупающее и сильное было в этом, так не похожем на виденных до сих пор циркистов и балаганщиков. Едва он произнес первое слово, зал затих и приготовился внимательно слушать.

У всякого свое оружие, друзья!
Есть жало у пчелы, у воина копье.
Владею силой также я:
Насмешка едкая — оружие мое.
И кто нанес обиду мне —
Я быстро пользуюсь минуткой
И за удар плачу вдвойне
Обидой злой и меткой шуткой.

Служитель выкатил на сцену закрытую ковриком клетку. Дуров сбросил коврик, открыл дверцу. Из нее выбежала крупная жирная крыса. Обежав вокруг клетки, она остановилась и стала на задние лапки перед дрессировщиком. Он представил ее публике:

Вот вам страшно прожорливая,
На хищенья не ленивая,
Разжиревшая, гигантская…
Это крыса… интендантская.

Снова открылась клетка, из нее неторопливо выползла другая тучная крыса. И она получила свою характеристику:

Вот ленивая и жадная,
Мошенница изрядная,
На обманы претолковая —
Это крысочка… торговая!

Со злым писком выскочила и, оглядевшись вокруг глазами-бусинками, стала возле подруг та, о которой дрессировщик сказал:

Вот вертлявая и грозная,
Весьма серьезная,
И увертка фарисейская,
Это крыса… полицейская!

Как-то получалось, что каждая обитательница клетки всем своим видом будто подтверждала то, что о ней говорилось. «Закулисная» глядела хитро и коварно, казалась франтихой в своей блестящей меховой шубке; «кафешантанная» держалась капризно, своенравно и пошатывалась, точно пьяная, пританцовывая на задних лапах. А об нескольких худых, с жадностью кинувшихся к кормушке, клоун сказал:

Остальные — пресмиренные,
И весьма обыкновенные,
Прожорливые, голодные —
Это крысы всенародные…

Куплеты были просты, но остроумны, каждая строка их била в цель и бурно принималась залом.

А уж что началось, когда клоун задел местную тему, получившую широкую скандальную известность! Все газеты писали, как ловкие дельцы пытались нагреть руки на крахе Скопинского банка. Многие мелкие вкладчики пострадали на этой афере.

— Господа! Сейчас я покажу современный фокус — обратился клоун. — Нет ли у вас денег? Обещаю вернуть с процентами…

— Сколько нужно? — спросил кто-то из кресел.

— Зависит от вашего благоусмотрения!

— Возьмите двугривенный…

Другие тоже предложили свои деньги. Собрав несколько монет, клоун сказал:

— Между мною — фокусником — и настоящим профессором черной магии та разница, что тот возвращает взятые у публики деньги, а я уношу их с собою…

И он пошел к выходу. Там его задержал шпрехшталмейстер.

— Вы куда с чужими деньгами?

— Ах, пропустите, разве вы не видите, что я в Скопинский банк играю.

Гомерический хохот был ответом на эту шутку.

Сразу после представления в уборную к артисту явился представитель местной власти. Грозно вопросил:

— Цензурованный экземпляр своих выступлений имеете?

— Нет!

— Как же вы позволяете себе публичные рассуждения без цензуры?

— Мы, клоуны, избавлены от этого удовольствия — наши выступления не цензуруются…

На следующий день в городе из уст в уста передавалась шутка Дурова. А вечером на очередном представлении он добавил новую, опять-таки бившую в ту же цель.

Шпрехшталмейстер подошел к клоуну с колодой карт.

— Не сыграем ли в дурачка? — предложил он.

— Нет! Я уже и так остался в дураках.

— Как?

— В Скопинском банке свои крохи хранил.

— Ну, так во что-нибудь другое сыграем.