Звонок, призывавший продолжать представление, прервал назревавший скандал. Но буфетный инцидент принял неожиданный оборот. Под маской веселого клоуна Дуров скрыл негодование и горечь несмытой обиды. Он решил наказать тех, кто стоял за спиной тупого немецкого полицейского.
Это решение созрело на ходу, следовало лишь чуть перестроить очередной номер, в котором участвовали свиньи. Выбрав подходящий момент, Дуров обратился к публике:
— Вот мои дрессированные свиньи, каждая из них имеет свое желание. — Клоун взял в одну руку каску, в другую хлеб. И спросил у каждой свиньи: — Чего ты хочешь?
Разумеется, одна хавронья потянулась к почти протянутому ей хлебу, а другая к каске, в которой лежал кусочек вкусно пахнущей колбасы.
— Виль брод… — клоун указал на первую свинью, затем сделал жест в сторону второй свиньи: — Виль гельм…
Возникла непереводимая игра слов: «виль брод» — «хочет хлеба» и Вильброд — фамилия министра иностранных дел Германии; «виль гельм» — «хочет каску» и Вильгельм — имя императора.
Театр молчал. Потом послышался испуганный шепот. В воздухе нависло как будто что-то тяжелое. В мертвой тишине клоун кое-как закончил свое выступление.
Дуров уже понимал, что его выпад не завершится добром. Развязка действительно наступила сразу, едва он вышел на улицу. Дюжие сыщики скрутили ему руки, впихнули в полицейскую карету.
Так непосредственно после представления русский клоун оказался в одиночной камере мрачной тюрьмы Моабит. Нет нужды описывать недельное пребывание его в одиночке. В своих воспоминаниях Анатолий Дуров не скрывал, что испытывал довольно сильный страх за свою дальнейшую судьбу: вдруг за оскорбление кайзера его осудят на долгие годы тюремного заключения…
Немецкие власти поступили относительно либерально — арестант был освобожден до суда под залог в восемь тысяч марок. Дуров поспешил во Францию, оттуда вернулся в Россию. Но через некоторое время получил предписание прибыть в Германию для судебного разбирательства дела.
История вновь принимала скверный оборот. За помощью и защитой пришлось обратиться к влиятельным поклонникам и поклонницам своего таланта, вплоть до герцогини Лейхтенбергской. Но все они оказались бессильны в столь щекотливом вопросе, как оскорбление германского императора.
Спасение пришло неожиданно: Дуров вспомнил, что он дрессировал собачку великого князя Алексея Александровича. По указанию его высочества клоун Анатолий Дуров был объявлен политическим преступником, следовательно, не подлежащим выдаче иностранным властям. Собачка выручила…
В своих воспоминаниях Владимир Дуров тоже говорит, что именно его выслали из Берлина за оскорбительный для кайзера Вильгельма каламбур в цирке. Он упоминает об этом бегло, касаясь своего знакомства с Вильгельмом Либкнехтом. Стоит привести его рассказ целиком.
«С вождем немецких социал-демократов я познакомился несколько лет назад, когда мне пришлось обратиться к нему, как адвокату, по нашумевшей в то время истории с моей ученой свиньей. В Берлинском цирке я показывал эту свинью и мною был, между прочим, проделан такой номер:
— Вас вилльст ду? („Что ты хочешь?“) — спрашиваю я свинью.
Она бросается к каске, какую носил Вильгельм, и тычет в нее мордой. Их вилль гельм! („Я хочу каску!“) — отвечаю я за нее. При соединении двух слов выходит — „Вильгельм“.
За это меня выслали из Берлина. Мой гражданский иск вел Либкнехт и выиграл его».[2]
Всюду, где только находился к тому повод, слышалась разящая сатира Анатолия Дурова. Остроты его передавались из уст в уста, становились ходячими анекдотами. Крупные российские города, такие, как Рига, Киев, Одесса, и провинциальные захолустные Кременчуг, Владикавказ или Тамбов в равной мере знали и любили клоуна-сатирика Анатолия Дурова.
Перед его приездом на улицах городов наклеивались на афишных тумбах, а то и просто на заборах зазывные оповещения: «Ждите Анатолия Дурова!», «Едет знаменитый Анатолий Дуров!» Уличным прохожим вручались бумажные летучки с нескладными, зато доходчивыми виршами:
Кстати, распространение этой рекламы не обошлось без курьезного происшествия. Администратор Дурова вез в поезде пачки стихотворных листовок. В вагоне он заметил, что за ним неотступно следят двое шпиков. В Елисаветграде администратор сошел с поезда и на извозчике добрался до гостиницы. У подъезда его уже поджидал пристав с городовыми, которые сами внесли багаж приезжего в номер.
— Что вы привезли? Вскройте! — потребовал пристав.
— Теперь еще рано! — ответил администратор. — Расклею, прочтете.
— Прокламация? Нет, это вам не удастся! — вскипел пристав и дал знак своим подручным «приступить».