Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

Как только с бракоразводным делом было покончено, Наполеон стал более веселым и занялся подготовкой нового союза с искренностью, которая приближалась к смехотворной. Он вел себя фактически как истосковавшийся по любви молодой человек. Бедность его невесты (ее личные ювелирные изделия на время выхода замуж состояли из нескольких серег, небольшого количества мелких жемчужин и кораллового ожерелья) не причиняла ему беспокойства, так как у него были ключи к каждой сокровищнице Европы. Его вдохновлял ее древний род, род аристократов, который вел свое начало от XII века и связывал ее семью с семьями каждого королевского дома в Европе.

Образование Марии Луизы и ее готовность к супружеству были такими, каких и можно было ожидать от семьи, где в течение столетий протоколу отдавалось предпочтение над здравомыслием. Она никогда не оставалась наедине с другим мужчиной, кроме ее отца, и все ссылки на различия между полами вырезались ножницами из ее книг. У Марии Луизы никогда не было какого-нибудь любимого животного мужского рода, и на протяжении всей ее жизни ей внушали, что человек, за которого она выходила замуж, является личным перевоплощением дьявола. Когда ее отец сообщил, что ей придется выйти замуж за людоеда, который за последние пять лет дважды изгонял ее семью из Вены, Мария Луиза пришла в ужас, но ее послушание отцу было инстинктивным, и она решила, что не стоит волноваться. Несомненно, она была поражена длинной цепью фургонов, которые прибыли в Вену с приданым Арабских ночей. Оно включало среди многих других исключительно ценных подношений две дюжины превосходных тонких сорочек, двадцать четыре дюжины носовых платков, двадцать четыре покрывала для кроватей, тридцать шесть юбок, восемьдесят девять шапочек и шаль, оцененную в 3 тысячи франков. Там были и платья по цене 6 тысяч франков за штуку, расшитые тапочки, пряжки, пояса и разного рода женские украшения вместе со сказочным количеством драгоценных камней, только один из которых оценивался в 84 тысячи франков, ожерелье и два брелока, стоившие еще полтора миллиона.

Пока Габсбурги изумлялись этому богатству, будущий новобрачный проявлял нетерпение, которое заставляло его друзей краснеть за него. Он пытался научиться танцевать, пригласив Гортензию в качестве своей учительницы, и ухватился за мысль о перестановках и переделках во всех дворцах и апартаментах, где предстояло поселиться его невесте. Жена Жерома Екатерина Вестфальская писала своему отцу: «Никто никогда не видел его в подобном состоянии», — и добавляла, что его ужимки становились предметом сомнительных шуток по всей империи и за ее пределами. Каролина была послана для встречи невесты под Браунау, а Мюрат оставался в Париже, и, когда нетерпение его шурина дошло до того, что он не смог дожидаться официальной встречи в Компьене, король Неаполя сопровождал жениха в его стремительной скачке к Соиссонсу с целью перехватить кавалькаду невесты в дороге.

Погода была отвратительной, но как Наполеону, так и Мюрату приходилось скакать и в худшую. Ошибочно принимаемые за младших офицеров, они неслись галопом вплоть до Курцеллеса, где, укрывшись под церковным портиком, насквозь промокшие, увидели, что свита въезжает в деревню. Наполеон был тотчас узнан главным конюхом. Соскочив с лошади, он распахнул дверцу кареты, а там внутри с таким видом, будто ей предстояло быть изнасилованной разбойниками с большой дороги, сидела встревоженная Мария Луиза с Каролиной в качестве сопровождающей. Каролина, хорошо знавшая непредсказуемость поступков своего брата, смогла скрыть изумление и представила невесту, после чего Наполеон запечатлел поцелуй на ее щеке, выбрался из кареты, и кавалькада возобновила свое путешествие к Компьеню.

В тот самый вечер, когда все они уселись обедать, Наполеон спросил кардинала Феша, состоит ли уже он сам и австрийская принцесса в легальном браке. Получив ответ, что согласно гражданскому праву они уже были мужем и женой, Наполеон, не теряя больше времени, пожелал удивленной компании доброй ночи и отнес невесту в комнаты, где они оставались всю ночь. «Друг мой, — сказал он своему камердинеру утром, — женись на немке. Они — лучшие из всех женщин, сладкие, нежные, свежие и невинные как розы!»