Братья ветра

Однако прошло совсем немного времени, и ветер донес до меня запах дракона, совсем недавно находившийся в кувшине Ксанико. Я увидел, как мой господин наморщил нос и повернулся спиной к ветру. Через мгновение запах добрался и до меня… ужасающая вонь, даже на таком большом расстоянии, не просто застарелой мочи, но еще и разложившегося звериного мускуса – омерзительная смесь сильных, жутких запахов.

Эрны, державшие веревки по обе стороны водоема, начали стонать и возмущаться, некоторых стошнило, когда нас окатила первая невидимая волна вони, но мой господин рявкнул на них, и они смолкли, хотя продолжали качать головами и строить недовольные гримасы.

Я пожалел принца Кормаха, который находился внутри отвратительного облака вони.

Я смотрел на крохотную фигурку Кормаха, который ездил взад и вперед между деревьями и размахивал щеткой, точно священник, разбрызгивающий воду Сада над толпой просителей.

Поначалу складывалось впечатление, что действия Кормаха не приносят результата. Прошло около часа, и даже я, напряженный, словно натянутая струна арфы, начал думать, что вонь другого змея не заинтересовала Черного Червя и нам придется выманивать зверя из логова другим способом.

Солнце зашло совсем недавно, и, хотя горы и долины все еще освещало белое сумеречное небо, вечер быстро приближался, и далекие предметы становилось все труднее различать. Из-за этого в течение нескольких ударов сердца я не заметил, как что-то появилось из болота за принцем Кормахом. И даже после того как я наконец увидел Червя, мне показалось, будто я смотрю на очередной ствол, клонившийся под сильным вечерним ветром. Кормах продолжал упрямо ездить взад и вперед вдоль болота, когда я понял, что происходит.

– Господин! – закричал я. – Он идет! Червь появился!

И сразу послышались тревожные возгласы смертных внизу, отпустивших веревки, – и им пришлось плескаться в водоеме, чтобы их отыскать. Я не знал, услышал ли Кормах своих соплеменников, но в тот момент, когда я закричал, он обернулся и увидел огромную голову на длинной шее, зверь пристально его разглядывал, как гадюка, заметившая кролика. К моему удивлению, принц не стал сразу разворачивать Морскую Пену, а продолжал скакать взад и вперед, размахивая в воздухе щеткой. И тут только до меня долетел голос принца:

– Ха! Темное существо! Ты боишься Людей Запада! Ну, давай, иди сюда, вонючая змея с лапами.

Огромная темная голова качнулась, следуя за его движениями. А еще через мгновение зверь начал выползать из логова, в котором прятался, длинная шея опустилась, когда зверь устремился за смертным принцем, ломая деревья и подлесок, и казалось, будто его ужасная голова плывет по воздуху. Кормах был смелым человеком, но отнюдь не глупцом, и ему очень скоро стало очевидно, что Червь, несмотря на огромные размеры, может развивать почти такую же скорость, как бегущая лошадь. Кормах развернул Морскую Пену, сжал каблуками ее бока, и они помчались по болотистой земле, а копыта кобылы во все стороны разбрызгивали темную воду.

– Кормах приближается! – крикнул я. – Червь его преследует!

– Где мой брат? – Хакатри подошел к смертным, чтобы их успокоить.

Они находились на грани обморока, и я их не винил. Я оставался наверху, в самом безопасном месте, однако и меня охватил ужас.

– Он ждет, милорд! – крикнул я. – Инелуки видит приближающегося принца и ждет!

– Клянусь Садом, надеюсь, он не будет ждать слишком долго! – ответил Хакатри. – Скажи мне, когда он начнет двигаться в нашу сторону.

Вечерний свет стал синим и слабым. Силуэты на фоне неба оставались четкими, но детали всего, что находилось близко к земле, потускнели. Принц Кормах направлял проворную Морскую Пену вверх по склону, перескакивая с одного высокого сухого места на другое, и в какой-то момент я порадовался за смертного, мчавшегося на быстром и умном скакуне моего хозяина. Короткие могучие ноги дракона несли его по болотистой почве с пугающей быстротой, их размеры означали, что даже самая глубокая трясина не слишком его задерживала. Более того, тяжесть массивного тела и длинный, тащившийся сзади хвост опустошали даже большие пруды, когда он в них плюхался, поднимая в воздух огромные плюмажи грязной воды. Я помню разинутую пасть, зазубренные челюсти и язык цвета сланца. И еще черно-золотые глаза, сиявшие, точно светильники, хотя это могло быть лишь отражением тускневшего западного неба – а у меня есть лишь воспоминания.