Братья ветра

Проснувшись, я подумал, что это лихорадочное видение, навеянное словами леди Оны. Но теперь, когда я о нем думаю, после всего, что произошло, я считаю, что меня посетило истинное воспоминание, и благодарен за него. Я вернулся в Асу'а только после наступления Луны Выдры и подошел к городским стенам одновременно с печальной процессией, вернувшейся из Долины Змея. Пока я ждал у ворот, фургоны с накрытыми телами Йоу и остальных жертв Хидохеби въехали в город. Очень многие пришли на Площадь Собраний, чтобы почтить память возвращавшихся в город мертвых.

Те, кто привез тела, вернулись с трофеем: черепом Черного Червя, который находился в последнем фургоне процессии. Горожане смотрели, как он проезжал мимо, но встречали не криками презрения, а печальными взглядами и молчанием. У многих на лицах были скорбные маски из пепла вокруг золотых глаз, и они сияли в темноте, точно сокровища в древней пещере.

Передав Ледяную Гриву конюху, я поспешил в покои моего господина, но у двери меня остановили слуги зида'я. Это едва не лишило меня мужества, и я начал спорить, однако они ничего не стали объяснять. Пока я просил, чтобы меня впустили, из спальни моего господина вышла жена Хакатри, леди Брисейю, – увидев ее, я сразу понял, что случилось нечто ужасное, и сердце сжалось у меня в груди.

– Памон Кес, – сказала она тихим строгим голосом, – зачем ты так шумишь? – Выражение ее лица улучшило мое настроение – я не увидел следов страдания или глубокой скорби, – впрочем, чувства народа моего господина часто оказывались для меня непостижимыми.

– Как состояние лорда Хакатри? Я только что вернулся. Почему я не могу к нему войти? Пожалуйста, скажите мне, миледи.

Она сделала длинными тонкими пальцами жест, призывавший к молчанию, затем распахнула дверь и отступила в сторону, чтобы я мог заглянуть внутрь.

Мой господин был распростерт на постели. Его глаза оставались закрытыми, и мне не удалось понять, в каком он состоянии. На стоявшем рядом с кроватью стуле сидел кто-то одетый в белое, но слишком хрупкий для Лорда Песни из Наккиги, Джиккийо. На миг я вспомнил сон о призраке матери, который наполнил меня трепетом. Потом я понял, что рядом с моим господином вовсе не моя давно умершая мать, а живая мать Хакатри, леди Амерасу. Са'онсера положила разведенные в стороны руки ему на грудь, и я услышал тихий шорох песни. И почувствовал что-то еще, тяжесть воздуха в спальне, словно я дышал чем-то более осязаемым, чем обычно. А потом Брисейю из Серебряных Кос снова закрыла дверь.

– Как видишь, сейчас с ним мать. Она делает все, что в ее силах, чтобы облегчить страдания Хакатри – именно по этой причине тебя не впустили. Тебе не следует так переживать, оруженосец.

– Я не знал, что Амерасу еще и целительница, – сказал я, пытаясь успокоиться.

Брисейю улыбнулась, но я заметил, что она выглядела измученной.

– Она Са'онсера, оруженосец. Леди Амерасу многое может. В последние дни она проводит с ним много времени, пытаясь помочь, и сейчас поет одну из своих самых могущественных песен, призывая Слово Сохранения, что дает ему некоторую защиту от боли.

– Его страдания за время моего отсутствия усилились? – спросил я.

Ее улыбка исчезла.

– До некоторой степени, – ответила она. – Посмотрим, что сможет сделать для него леди Амерасу.

Я ждал в коридоре в течение часа с небольшим. Наконец пение за дверью стихло, и Са'онсера вышла из покоев сына. По ее впавшим щекам было видно, как много сил отняло у нее Слово Сохранения. Когда Брисейю взяла Амерасу под руку, чтобы помочь вернуться в ее покои, золотые глаза Са'онсеры встретились с моими, но она не приветствовала меня и, как мне показалось, не узнала.

Она выглядела как воин, который одержал невероятно трудную победу в сражении, но знает, что война в конечном счете будет проиграна.

Когда Брисейю и Са'онсера ушли, я сразу направился в спальню моего господина. Комнату все еще наполнял странный воздух, как после летней бури, кроме того, я уловил необычный и сильный аромат, едкий и сладкий одновременно, похожий на смесь запаха розовых лепестков и пепла кедра из Педжа'ура. Казалось, Хакатри мирно спал, но я не мог забыть печального взгляда его матери и испытал боль от мысли, что мне придется вернуть кольцо и рассказать Защитнику об отказе Ксанико.

– Я тревожился о вас в течение всего путешествия, – сказал я моему господину, когда он проснулся. – Помогла ли песня Са'онсеры ослабить боль?