Во время судебного разбирательства, которое происходило на обычном месте под липой, рядом с Клаусом стоял молодой, высоченного роста рыбак; маленькое остроносенькое лицо его было сплошь усыпано веснушками. Полный сочувствия к обвиняемому, он пробормотал:
- Раз уж сам Вульфлам вершит суд, хорошего тут не жди.
За драку Мелле Ибрехт был приговорен к лишению руки, которой бросил бутылку, и приговор предстояло немедленно привести в исполнение. Притащили деревянную колоду, и Мелле Ибрехт положил на нее руку. Палач фогта без лишних разговоров ударом топора отсек кисть. Осужденный не издал ни звука, лишь побледнел, как полотно; его перевязали, и тут же пояснили, что он может работать в коптильне за треть положенного заработка.
Клаус с трудом преодолел чувство поднимающейся тошноты. Он обернулся к длинному веснушчатому парню, который не спускал испуганного взгляда с осужденного.
- Ты знаешь фогта? - спросил Клаус.
- Кто его не знает? - ответил тот, не глядя на Клауса. - У нас дома, а я из Штральзунда, некоторые дрожат, едва услышав его имя. - Молодой штральзундец посмотрел Клаусу в лицо и продолжал глухим голосом: - Ужасное семейство. И богаты, неисчислимо богаты. Они владеют восемью коггами, весь Штральзунд у них под пятой. Старый Вульфлам - свой человек у герцогов Померании и Рюгена. Да и у самого короля Дании.
Приговор был произнесен и приведен в исполнение; люди медленно расходились. Клаус и веснушчатый не спеша спускались к морю.
- Такова воля провидения, - пробурчал штральзундец.
- В чем воля провидения? - переспросил Клаус и усмехнулся, невольно связывая эти слова с только что свершившимся приговором.
- В том, что его зовут Вульфламом23.
- Как, как? Что ты хочешь этим сказать? - И Клаус взглянул на своего спутника, который, погруженный в думы, шагал рядом с ним.
У него были совершенно белые, выгоревшие на солнце волосы, маленькие, очень светлые голубые глаза. Он был необыкновенно высок, и голова его казалась небольшой, длинные руки болтались, словно грабли. Как это часто бывает с высокими людьми, он сутулился и казался неуклюжим. Парень не ответил на вопрос Клауса, и тот сказал:
- Послушай, а что, если я - друг фогта или, чтобы заслужить его благосклонность, передам ему твои слова?
Долговязый парень остановился, словно громом пораженный, побледнел и в самом деле задрожал. Широко раскрытыми глазами он уставился на Клауса и долго не мог произнести ни слова.
Клаус, увидев, как подействовали его слова, даже пожалел парня. Он принялся успокаивать товарища: он никому ничего не скажет, конечно нет, он же не доносчик.
- Нн-о... бог мой... я... я же ничего... ничего плохого не сказал.
Клаус дружески положил ему на плечо руку и ответил:
- Я советую тебе быть поосторожнее в будущем, раз уж этот фогт такой волк!
Клаус и Герд Виндмакер, как звали долговязого парня, вместе пошли домой. Они стали неразлучными друзьями.
Над морем свирепствовал норд-ост. Неслись темные, причудливо изорванные облака. Все огни на побережье были потушены. Вокруг царила кромешная тьма. Рыбаки, которые из-за непогоды не могли выйти в море, теснились в пивной, и обрывки их монотонного пения доносились оттуда. Обнюхивая землю, между хижинами рыскали голодные собаки. Иногда доносились глухие звуки рога: это сторожевые побережья предупреждали моряков, находящихся в море.
Клаус в одиночестве сидел на камне на берегу, у его ног с глухими ударами разбивались высокие волны. Герд был в море. В такое ненастье не было никакой возможности пристать к берегу. Может быть, их унесло далеко-далеко. Может быть, они стали уже добычей шторма. Когда у друзей выдавалось несколько свободных часов, они вдвоем сидели на этом месте. Клаус и Герд были хорошими пловцами и часто в спокойную погоду уплывали далеко в море. Это было для них лучшим отдыхом.
Клаус смотрел на бушующее море, прислушивался к штормовому ветру. Герд был там, и ему надо было бороться с могущественной стихией. Несмотря на все опасности, он чувствовал бы себя гораздо лучше вместе со своим другом на корабле, чем здесь на берегу, в одиночестве, полный тревоги, бессильный помочь ему, ожидающий, надеющийся.