Тут до нас добежали первые бойцы, и всё как-то закрутилось, лётчика понесли к дороге, ну и я туда двинул. Кто я такой, уже все знали, летун рассказал, вот я и пояснил, как тут оказался. Не поверили, пришлось показывать личную карту стрелка за подписью комдива, вот теперь уже смотрели так… Даже неудобно как-то, не то чтобы с восторгом, но близко. Дальше всё быстро пошло: возвращаясь, отцепил купол и убрал его в немецкую парашютную сумку. Успел до того, как бойцы подсуетились, но им второй достался, а парашют лейтенанта несли вместе с ним, подотчётное имущество. Меня не обыскивали и даже не допрашивали, куда со штурмана всё делось, документы у того во внутреннем кармане были и ладно. Более того, я на машине добрался почти до окраины Москвы, пока она с лейтенантом не свернула к госпиталю, он находился в селе в здании школы. И я встал на лыжи, санки прицепил и двинул домой. Уже к трём часам подходил к замёрзшей переправе, до наступления темноты оставалось около часа, когда меня окликнули:
– Саша, подожди!
Обернувшись, я опознал нашу почтальоншу. Писем не было, та газеты и журналы разносила, а так как мы были подписчиками, то и нам принесли.
– Как хорошо, что я тебя встретила, лишнюю тяжесть сниму, – пыхтя, пытаясь отдышаться, сказала та и закопалась в сумке. – Так, вот держи «Труд» для деда. «Крестьянка» для мамы, «Мурзилка» и «Крокодил» для сестёр и братьев, и твои «Молодая гвардия» и «Известия Всесоюзного географического общества».
– Ага, – осматривая свежие номера, кивал я, принимая журналы и газеты.
Почтальонше было некогда, много почты разносить, так что, попрощавшись, она заспешила, а я, убрав журналы в санки, двинул дальше. Поднявшись на противоположный склон реки, вышел на нашу улицу и наконец рассмотрел наш дом. Дед на дежурстве, за малышней скоро в садик, дома бабушка и сёстры с братьями. Они-то меня и встретили. С восторгом и визгом. Отдав им журналы, я разгрузил санки и все свои вещи разложил по местам. Трофеи – в тайники. Оружие – в оружейный шкаф, вечером почищу, когда из музыкалки вернусь. Успевал в неё. За полдником без подробностей описал, что делал эти три дня в дивизии отца, и показал карту стрелка и оба дивизионных боевых листка. Хвастаться, так уж хвастаться. Цифра всех шокировала.
Отдыхать я не стал, мне эти три дня нужно наверстать. Поэтому сразу после полдника, переодевшись и велев Марине затопить баню на вечер, побежал учиться. А вечером с Мариной я занялся уроками. Та показывала, что они за эти дни прошли. Мы почти до полуночи просидели, но пройденный учебный материал я получил. А это нужно. Пропускать же так долго школу я больше не планировал. Завтра, в субботу, последние уроки – и начинаются десятидневные осенние каникулы. Так что отучусь и скатаюсь в Горький, как и планировал. Вот только надо подумать, как ехать. Что без сопровождения – это понятно, мы с мамой на эту тему уже серьёзно поговорили, и она меня отпускала, доверяла, знала, что я не пропаду, опыт немалый. Дед ехать не мог, на такой большой срок подменить его некому, а он новичок, не хотел давать повод о себе плохо думать. Мама и Таня учатся. Так что еду один.
Как лёг спать, даже и не помню, моментально вырубился. Главное, домой вернулся, что хотел – сделал, а дальше уже посмотрим, тем более у меня были планы на ближайшие дни.
Чуть не отлетев в сторону от толчка – какой-то невысокий живчик нёсся мимо с мешком на плече к подходившему поезду, – я восстановил равновесие, проверил сидор за спиной – цел, не порезан, в карманах тоже порядок, – и энергично зашагал дальше. Сегодня была суббота. Мы отзанимались, и всё – начались каникулы. Вернувшись из школы, я собрался: деньги, о которых никто не знает, оружие, запас провианта, документы на дом, ну и вырезки из газет, чтобы опознали, и направился на Ярославский вокзал. Кстати, когда я собирался, то узнал от бабушки, что Константин Львович заходил, срочно искал меня. Узнав, что я ещё в школе, рванул туда, но, похоже, разминулись по дороге. Меня это не особо трогало: исключили меня из программ – так исключили, больше никакого отношения к ним я не имею, сами от меня отказались, да и поездка у меня на носу. Что, мне всё бросать? Вот я и не бросил.