Братоубийцы

Я схватился с безусым белокурым пареньком, босым в одних тузлуки⁷, как у древних ахейцев. Он впился зубами мне в затылок, но я не чувствовал боли в тот миг, я согнулся, обхватил его поперек туловища, пытаясь повалить на землю. Мы боролись молча, слышалось только прерывистое дыхание да хруст костей. Не помню, сколько длилась борьба. Помню только, что ноги у меня задрожали и стали подкашиваться. Белокурый паренек, удерживая меня одной рукой, другой заносил нож – и вдруг крикнул диким голосом и покатился к моим ногам. Сзади блеснул нож и вонзился ему в спину. Кто-то из друзей прибежал мне на помощь. Кто? Васос, Стратис, Панос? Я не разглядел. Я услышал только голос: «Держись, Леонидас», и увидел, как блеснул нож – и тут я сам свалился на землю. Из шеи текла кровь, и я почувствовал боль.

Когда мы возвращались назад, уже ночью, ко мне подошел Васос.

– Видел? Вовремя я подоспел. Ты, можно сказать, был на волосок от смерти.

Мы взяли в плен трех партизан. Один – тот белокурый паренек, раненый в спину, а два других – здоровенные верзилы, вооруженные одними дубинками: они надеялись убить кого-нибудь в бою и захватить оружие. Меня с двумя другими солдатами ночью поставили их караулить. Мы дали им по миске вареной фасоли и по черствому куску хлеба. Верзилы набросились на еду и ели, лежа на земле с жадностью, как собаки. Белокурого паренька мучила рана, он потерял много крови и есть не хотел. Я заговорил с ними.

– Ты откуда, земляк? Как тебя зовут? – спросил я.

– Из Парамитии, я эпирец. А зовут Николио, вдовий сын. Не слышал?

– Ты меня не узнаешь?

– Нет, кум. Откуда мне тебя знать?

– А разве не с тобой мы сегодня дрались в сумерках? И ты мне прокусил шею. Ты что-нибудь имеешь против меня?

– Я? Против тебя, земляк? Да я тебя никогда не видел раньше и не знаю. А ты имеешь что-нибудь против меня?

– Нет, нет...

– Так что же? – спросил он, и глаза его вдруг расширились, словно впервые пришла ему в голову эта мысль: «Так почему же мы хотели убить друг друга?»

Я не ответил. Подошел ближе к нему.

– Тебе больно? – спросил я.

– Да, больно. Слушай, а как тебя зовут?

– Леонидас.

– Больно мне, Леонидас, очень больно. А что теперь со мною сделают? Убьют?

– Не бойся, Николио, и мы не убиваем пленных.

– А если они захотят меня убить, ты заступишься, Леонидас? Я на тебя надеюсь. Я никого больше здесь не знаю... Ты за меня заступишься, Леонидас? Мы ведь друзья?

– Успокойся, Николио, я сделаю все, что смогу, – ответил я и покраснел от стыда.

Разве у меня есть власть? Разве могу я, солдат, жалкий учителишка, встать перед капитаном и топнуть ногой: «Не убивай Николио!»

Я вспомнил вдруг сон, что приснился мне несколько недель назад. Я тебе о нем писал – помнишь, рыбешка упрекала Бога и кричала Ему: «Тебе следовало бы давать силу тем, кто прав, а не тем, кто неправ. Вот тогда ты Бог». Увы, это были я. Это я был той рыбешкой, что кричала Богу.

9 марта. Сегодня утром их расстреляли – всех троих. Когда их поставили у стены, раненый паренек обернулся и посмотрел на меня. Никогда не забуду его глаз! Он ждал, что я выйду из строя, подойду к капитану, заступлюсь за него и спасу, а я стоял молча и весь дрожал от боли и гнева. Смотрел на меня Николио, вдовий сын, и сердце у меня рвалось на части. Я закрыл глаза, чтобы его не видеть.

Сержант прошел перед строем, выбирая солдат для исполнения приговора. Колени у меня подогнулись. А вдруг он вызовет меня? А если он снова мне скажет: «Иди-ка сюда, Леонидас! Иди, учителишка. Надо тебе поупражняться, а то боишься крови!» И что бы я сделал? Швырнул бы винтовку и закричал: «Убейте и меня, я больше не могу!»? Нет, нет, не хватило бы смелости. Подчинился бы, потому что у меня есть ты, и я хочу снова тебя увидеть и прикоснуться к тебе. Много раз я вел себя как трус – из-за тебя, Марио, и много раз был смельчаком – тоже из-за тебя. Ты направляешь мой ум и мои руки.

Спас Бог – сержант прошел мимо и не вызвал меня. Взял трёх других. Я закрыл глаза. Раздался ружейный залп, и три тела глухо упали на снег. Я открыл глаза: Николио, вдовий сын, лежал на земле, зарывшись белокурой головой в красный снег.

12 марта. Три дня я был в жару, и мой друг Страгис заботливо ухаживал за мной. Три дня я был счастлив, потому что не знал, где я, забыл, что меня загнали воевать в эти дикие горы и, валяясь в жару, думал, что я дома, на родине, на дорогом моем острове Наксосе. И знаешь, я был не один, мы были вместе. Стратис говорит, что в бреду я все время повторял твое имя и смеялся. Мне казалось, что мы уже получили дипломы и я привез тебя к себе на остров познакомить с родителями. «Это моя жена, – собирался сказать я им. – Это моя жена, благословите нас».