Братоубийцы

Стояли все пристыженные, словно это они убили сынишку цирюльника, молчали. И тут ворвался взбудораженный Матиос, извозчик.

– Идем ко всем чертям, слава Тебе Господи! – закричал он радостно, увидев односельчан. – Боеприпасы, говорят, у нас кончились. Проведали об этом "красные шапки", вот спустятся с гор и всех нас сожгут и перережут – избавят от нищеты.

Он говорил, радостно потирая руки.

Обжорой был бедняга Матиос, а есть нечего; не дурак выпить, а пить нечего; бабник, а был он уродина и бедняк – женщины на него даже не смотрели. И разозлился он на весь мир, пусть катится к дьяволу! Раз я не богат, пусть никто не будет. Раз мне нечего жрать, пусть ни у кого не будет. Все это значит Бог и справедливость!

Рассвирепел Манд рас, поднял палку.

– Прикуси язык, босяк! Если бы слушал Бог воронье карканье, не осталось бы человека в живых! – закричал он и двинулся на Матиоса.

Но медник схватил его за руку.

– Теперь все вверх дном, Мандрас, – сказал он. – Не сердись. Колесо повернулось, и бедные станут богатыми, а богатые бедными, и все – и богатые, и бедные – пойдут под нож! Монах, что позавчера привозил святой Пояс, помнишь, что кричал, когда проезжал мимо казармы: «Убивайте, дети мои, убивайте – обретете благодать!». Вот что он кричал. Мы и убиваем.

– Убивайте красных, кричал он, а не почтенных хозяев! –возразил старый богач.

Андреас рассмеялся.

– Погоди, почтенный хозяин! Нашелся, небось, и другой монах, ездит себе по горам и проповедует партизанам: «Убивайте, убивайте "черношапочников" – обретете благодать!» Вот убивают и они. Так что прав Матиос: все мы у дьявола в лапах!

Тут и Матиос не выдержал.

– Эй, Мандрас, почтенный хозяин, скажу я тебе старую поговорку, не в обиду будь тебе сказано: «От честных доходов берет дьявол половину, от нечестных – и хозяина в придачу!» Не завидую я тебе: возьмет тебя скоро дьявол, старый обдирала!

Сказал – и выскочил со двора, а палка старика грохнулась о стену, и посыпалась штукатурка.

В это время вышел из кельи отец Янарос. Слышал он перебранку во дворе, но весь был погружен в Страсти Господни и в страсти человеческие, мучительно пытался найти какое-то разрешение и не мог. Он то смотрел на «Второе Пришествие» друга своего великомученика Арсения, то на икону св. Константина Огнеходца.

«Ах, если бы мог человек, – думал он, – ходить по раскаленным углям и плясать на них! Ходить по этой земле и не поддаться отчаянию, страху и хуле!»

Смотрел он и на икону Огнеходца, смотрел, и все больше крепла в нем мысль: «Не ключевая вода Бог, нет, не ключевая вода. Не выпьешь ее в жару, не прохладишься. Бог – огонь, и нужно ходить по этому огню, и не только ходить, а, что – всего труднее – плясать на нем! Конечно, когда сможешь плясать, то огонь этот станет тебе ключевой водой. Но пока научишься... сколько муки перетерпишь, сколько страданий, Господи!»

Он встал. Сегодня все утро он убирал полевыми цветами, принесенными из Прастовы, Плащаницу. Снял Христа с креста, положил Его на полевые цветы, поцеловал ноги Его окровавленные, руки Его окровавленные, бок Его, с которого стекала красная и белая краска. «Ну вот, потерпи немного, сынок, – сказал он Ему. – Ничего, не печалься. Ты Бог, Ты воскреснешь. Спи».

Но теперь, когда он остался один, и снова проснулись в его душе голоса, все спрашивавшие и спрашивавшие и не получавшие ответа, встал отец Янарос, полный смятения. Он решил: «Пойду в церковь, у меня тяжелые заботы, мне нужно знать, что делать: деревня моя в опасности, душа моя в опасности. Пусть даст мне ответ. Куда мне идти – направо или налево? Я хочу ответа. Во имя Господне!»

Он перекрестился и шагнул за порог кельи босой, с непокрытой головой. Лицо его было мрачно, а над головой, казалась, клубился дым.

– Ну, закипел котел, – пробормотал ткач Стелианос, увидев его. – Теперь берегись!

Крестьяне посторонились, давая пройти отцу Янаросу. Даже не повернулся тот взглянуть на них — глаза его были устремлены на Бога, и от сильного света ничего не видели.

– Есть новости, батюшка? – отважился спросить медник. – Видно, плохи наши дела, дальше ехать некуда!

– Я иду говорить с Богом, с людьми говорить не хочу!

– Недоброе что-то ты задумал, батюшка, – сказал Мандрас с ненавистью косясь на отца Янароса. – В глазах у тебя предательство.

– В глазах у меня умирающие дети, оставь меня.

– Никого я не боюсь в деревне, – сказал Мандрас. – Одного тебя, отец Янарос.

– И я тебя боюсь, Мандрас. Но теперь не до того. Забудь о своей выгоде. Подумай и о деревне!

– Моя выгода и выгода деревни – одно. Что ты на меня уставился, отец Янарос? Ты вкладываешь Богу в рот все, что тебе выгодно, а потом, выходишь на амвон и объявляешь: «Это мне сказал Бог!» Эх, отец Янарос, Бог тебе сказал или ты Богу подсказал, мошенник?

– Что они говорят? Что они говорят? Почему ссорятся? –кричал старый Хаджис и тёр распухшие колени.

Но никто ему не отвечал. Все не сводили глаз с двух главных лиц в деревне, слушая их спор.