На западе поднялся верховой ветер и погнал густые, напоенные влагой облака на восток, пролиться дождем на голые вершины Холмов. Вокруг дома ничего не было видно, кроме падающего дождя. Фродо стоял у открытой двери и следил, как белая меловая тропинка превращается в молочную речушку и, пузырясь, устремляется вниз, в долину. Из-за угла дома рысцой выбежал Том Бомбадил, разводя руками, словно раздвигая струи дождя, – и действительно, когда Том поднялся на порог, он был совершенно сухим, только башмаки мокрые. Их он снял и поставил к очагу. Потом сел в самое большое кресло и подозвал к себе хоббитов.
— Сегодня у Златеники большая стирка, — сказал он, — осенью она все чистит и моет. Слишком сыро для хоббитов, пусть пока отдохнут! Сегодня подходящий день для длинных рассказов, для вопросов и ответов, а потому Том начинает разговор.
И он рассказал хоббитам много занимательных историй, иногда словно обращаясь к самому себе, иногда вдруг поглядывая на гостей из-под густых бровей яркими синими глазами. Частенько он принимался петь и тогда вставал с кресла и пританцовывал. Он рассказывал удивительные истории о пчелах и цветах, о жизни деревьев, о странных лесных тварях, о созданиях злобных и славных, мирных и враждебных, жестоких и добрых, и о тайнах, скрытых в колючих зарослях.
Слушая, хоббиты мало-помалу начинали постигать жизнь Леса, отдельную от них, и впрямь почувствовали себя чужаками там, где все прочие были дома. В рассказах Тома то и дело мелькала Старая Ива, и Фродо много узнал о ней, слишком много, ибо это знание не давало душевного спокойствия. Слова Тома обнажали мысли и души деревьев, часто мрачные и странные, полные ненависти к существам, которые свободно передвигаются по земле, точат, ранят, рубят, ломают, жгут, – к разрушителям и захватчикам. Старый Лес назывался так не без причин, он был действительно древним, единственный из давно забытых бескрайних лесов прошлого сумел уцелеть, и в нем еще жили, старея не быстрее холмов, праотцы деревьев, помнящие времена, когда они были господами. Бесчисленные годы наполнили их гордостью, мудростью и злобой. Но не было никого опаснее Великой Ивы: сердце ее сгнило, но сила сохранилась молодая. Ива была хитра и коварна, а ее песни и мысли густо пропитывали Лес по обоим берегам реки. Ее жадная серая душа черпала силу из земли, проникала далеко, тонкими нитями корней сквозь почву, невидимыми прутьями-щупальцами по воздуху, и держала в своей власти почти все деревья Леса от Заплота до Холмов.
Внезапно рассказ Тома ушел в сторону от Леса и, как вскипающий пенными порожками юный ручей, что мчит по гальке и камням, через пестрящую цветами густую траву и по влажным расселинам, повернул наконец к Холмам. Хоббиты услышали о Больших Могильниках, о зеленых курганах и каменных кругах на холмах и в низинах между холмами. На склонах блеяли отары. Поднимались зеленые и белые стены. На возвышенностях стояли крепости. Владыки маленьких царств воевали друг с другом, и молодое солнце огнем горело на алеющем металле их новых, жадных до крови мечей. Победы сменялись поражениями, рушились башни, горели крепости, пламя вздымалось к небу. На гробы королей и королев сыпали груды золота, сверху вырастали курганы, каменные двери затворялись, и все зарастало травой. Паслись, щипали траву овцы, но вскоре холмы вновь опустели. Из далеких мрачных краев явилась тень, и кости в могилах зашевелились. Духи Могильников начали бродить в низинах, звякая золотыми цепями и кольцами на ледяных пальцах. Каменные круги торчали из земли в лунном свете, как сломанные челюсти.
Хоббиты задрожали. Даже в Шире слыхали о Духах из Могильных холмов, что за Лесом. Но эти истории были хоббитам не по душе даже вдали от Могильников, в родных стенах, у пылающего очага. И наша четверка внезапно вспомнила о том, что радость этого дома изгнала из их памяти: жилище Тома Бомбадила устроилось под самым боком у страшных холмов. Гости утеряли нить повествования и беспокойно заерзали на стульях, косясь друг на друга.
Когда они вновь вслушались в слова хозяина, то оказалось, что тот успел забрести в неведомые края вне пределов их памяти и ведома, в те времена, когда мир был просторнее и моря подступали к самому западному Берегу. А песня Тома уходила все дальше и дальше, к свету звезд той древности, когда на земле жили только праэльфы. Внезапно он замолчал, и хоббиты увидели, что Хозяин клюет носом, словно засыпая. Зачарованные хоббиты продолжали сидеть подле него. Казалось, от колдовских слов Тома утих ветер, рассеялись облака, догорел день, и тьма наступала с востока и запада, а небо полнилось светом белых звезд.
Было это утро или вечер, много ли дней прошло, Фродо не знал. Он не чувствовал ни голода, ни усталости – лишь удивление. Звезды светили в окна, небесная тишь, казалось, окружала его. От удивления и внезапного страха перед этой тишиной Фродо наконец заговорил.
— Кто вы, хозяин? — спросил он.