Братство. Крест и клинок

– Увы, Алеша, увы. И надо-то для достижения такой цели всего одно – лишить человека внутреннего стержня, эталона, к которому он все, что видит, слышит и чувствует, примеряет, и по которому всю свою жизнь оценивает. У тебя, вот к примеру, есть эталон такой?

– Теперь есть. Вера. Братство. Дело, которому служу.

– Вот видишь! Главное в этом всем – вера. Вот ее первую и надо из человека изъять. А лучше – подменить чем-то «вроде» веры. Без канонов строгих, без установлений, веками освященных, без борьбы с самим собой, без преодоления страстей и пороков, без самоограничения… Чтобы приятно было и легко – попел хором, покричал «Аллилуйя!», денег в шапку пастору, или кому там еще, бросил побольше – и все, спасен! Уверовал! И двери рая перед тобой – нараспашку.

А дальше – так же. Что еще для человека святыней может быть, надежной опорой и жизненным мерилом? Семья? И ее разрушить, осквернить, внушить, что блуд – и не грех вовсе, а удовольствие, в котором глупо себе отказывать. Любовь, Богом нам данную, похотью подменить, детей от почтения к родителям отвратить. А там – и до одобрения содомии и прочих мерзостей всего шажок-то и останется. Вот и нет семьи…

Родина? История славная, кровью и потом наших дедов-прадедов писанная? Оболгать ее, опаскудить, черное на белое поменять! Народы братские, от одного корня и одной веры пошедшие, плечом к плечу сражавшиеся, строившие – насмерть перессорить, врагами сделать! Великие победы и свершения оплевать, в поражения и позор превратить – и вот вам люди без родства, без памяти, без гордости. «Граждане мира», готовые к принятию «общечеловеческих ценностей».

Дьявол, враг наш, силен. И сила его – в хитрости. А главная хитрость – в том, чтобы извратить в этом мире, а, главное, в душе человеческой все до полной противоположности. И ведь получается! Сколь многие из тех, кто ему служат, абсолютно искренне верят в то, что они за добро, правду и свободу горой стоят! Что только хорошего всем людям желают! И идут по земле лжепророки и своими лжеучениями дорогу адскому князю к власти над людьми мостят… И рукоплещут им люди, и летят в пропасть с криками о свободе и всеобщем счастье. Настоящее Зло, Алешенька, – оно свои рога и клыки напоказ не выставляет. Оно – в белые одежды рядится и громче всех о борьбе со злом кричит.

То, что тебя сейчас до белого каления довело, это – лишь ход в шахматной партии. И мы в ней – фигуры черные. Ход наш всегда вторым будет. Веками эта партия длится, тысячами лет, и кто в ней когда верх берет…

– Так, что, батюшка, будем свой ход делать?

– Будем, Алеша, будем. Нам ведь проиграть никак нельзя, понимаешь?

* * *

– Я пришла тебя убить…

Слова звучали дико – сказанные ранним утром в пустом коридоре обшарпанной гостиницы. Слова звучали жалко – произносившая их девчонка в совершенно не по сезону одетом летнем платьице и туфельках, стояла, привалившись к стене с выцветшими давным-давно обоями, и, похоже, на ногах держалась из последних сил. Слова звучали дурной шуткой, поскольку глядящие на Алексея из-под спутавшейся пшеничной челки глаза совершенно не были похожи на глаза убийцы. Уж он-то мог судить. Потому, наверное, и отреагировал на услышанное так, как отреагировал:

– Угу… Понял. Тут убивать будешь, или в номер зайдем?

Девушка молча улыбнулась и, с явным усилием «отлипнув» от стенки, сделала шаг к нему…

Командировка получилась какая-то дурная. Нервная, маетная, вымотавшая всех до предела. В Чернигов они сорвались, едва отцу Михаилу позвонила Машина мама. Мол, явилась пропажа! Возникла из ниоткуда, худющая, аж черная, с кругами под глазами, вся задерганная. Ничего толком не рассказала, как мать ни расспрашивала, а когда та подступилась со своими «Где?», «С кем?» да «Когда?» совсем уж неотступно, заперлась у себя в комнате и просидела там практически безвылазно два дня. А потом вдруг снова пропала – как и не было. Вот тут-то маманя и схватилась за телефон – нет бы раньше. Ей, видите ли, радость мозги затуманила, думала – все обошлось, вернулась доченька сама, без чьей-либо помощи. Да не тут-то было.

Отец Михаил, явно с очень большим трудом сдерживаясь, чтоб не почествовать мамашу крепкими словами, терпеливо выспрашивал подробности – когда опять ушла, что взяла с собой, с кем говорила или, может, встречалась дочь? В ответ стоявшие рядом братья слышали раздающиеся из мобильной трубки рыдания, охи и ахи. В общем и целом ничего конструктивного. Потом, правда, слегка подуспокоившись, Машина мать рассказала, что каждый день обзванивает друзей-товарищей и бывших одноклассников дочери. Ни с кем на прямой контакт она не выходила, но двое видели ее – один раз в центре города и еще пару раз в окрестностях. То есть вероятность того, что девушка до сих пор находится либо в областном центре, либо где-то совсем рядом, очень велика. С тем и рванули на поиски.