Братство охотников за книгами

Опустив глаза, Вийон рассматривал грубые доски стола. По проторенной дорожке вдоль прожилок дерева семенил муравей. Он метался туда-сюда, преодолевая щели и трещины, словно челнок, борющийся с волнами. Вот он вцепился в какую-то хлебную крошку, вонзился в нее крошечными челюстями и бодро побежал дальше. Казалось, он бесцельно носился по поверхности стола, но на самом деле муравьишка трудился, добывая пропитание королеве. Колен ударом тяжелого кулака положил конец его странствиям. Погруженный в свои мысли Франсуа от неожиданности подпрыгнул. Колен этого и добивался, он хотел вывести приятеля из оцепенения.

Вийон было смирился, но внезапно на его губах появилась ухмылка, стянувшая кожу щек и скул. Если Гамлиэль не понял, что означает эта гримаса, то Колен сразу узнал озорные искорки в глазах. Они напомнили ему Франсуа времен кокийяров. Гамлиэль почувствовал, что приятели что-то замышляют и безмолвно переговариваются. Насмешливо подмигнув, Колен сдавил трупик насекомого двумя пальцами и щелчком отбросил его прямо к ногам раввина, а Вийон между тем, склонившись над столом, с преувеличенным вниманием рассматривал шероховатое дерево, словно по нему все еще полз муравей.

Гамлиэль тщетно пытался разгадать немые сообщения, которые посылали друг другу приятели-французы, но тут на пороге, помахивая хлыстом, возник Федерико, нарядно одетый, в своей всегдашней шляпе с плюмажем. Флорентинец объявил, что все готово к отъезду. Если они отправятся завтра на рассвете, то дня через два смогут достичь Акко.

Отец Поль размахивал кадилом во все стороны, окуривая монастырский дворик ароматом корицы и смолы. Другой рукой он кропил святой водой мулов и людей, горланя на ходу молитвы и пожелания. Его голос гудел, вырываясь из груди, словно ревела стая китов. Сгрудившись в углу, монахи следили за передвижениями настоятеля, опасаясь, как бы он не поскользнулся на влажных от росы плитах. Медар только пожимал плечами, догадываясь, что славный отец Поль, наверное, надорвал себе глотку, неоднократно приложившись с утра к бутылке. В ознаменование этого важного дня он, похоже, в несколько раз превысил обычную дозу.

Федерико подчеркнул важность предстоящих событий на свой манер: он появился в еще более экстравагантном наряде, чем обычно. На сей раз он был одет в пурпурную бархатную рубашку с подкладными плечами, швы скрывались за изящной вышивкой, а рукава и ворот были окантованы цветочками из шелка бледных неброских тонов. Выпуклый торс подчеркивали три ряда мелких золотых монет, которые сверкали на солнце и дружно звенели при каждом движении. Из ножен, сделанных из крокодиловой кожи, выглядывала рукоятка кинжала. Оружие висело на испанском кожаном поясе, отделанном черненым серебром; кинжал выглядел угрожающе и резко контрастировал со всем остальным. Каждая деталь тщательно продуманного внешнего вида была призвана произвести впечатление и на разбойников с большой дороги, и на стражу, и на мужланов, и на вельмож.

Осмотрев напоследок поклажу, итальянец вскочил в седло и учтиво всех поприветствовал. Колен, держа лошадь в поводу, подошел к Франсуа. Слова не могли выразить переполнявших их обоих чувств, они молча улыбнулись друг другу. Когда Колен собирался уже вскочить на коня, Франсуа резко отвернулся и направился к монастырской стене, чтобы оттуда наблюдать за отъездом каравана.

*

Повозки скрылись из виду, и монахи вернулись к привычным делам: в библиотеку, к прессам, в хлев. Монастырский двор опустел, и только Гамлиэль сидел на скамье под колокольней, погрузившись в себя. У его ног лежала грозная тень креста, словно гигантская хищная птица раскинула крылья. У раввина защемило сердце, он думал о маленьком мирном караване, медленно двигавшемся по дороге к морю навстречу ужасному чудовищу, которое обовьет его своими щупальцами.

Власть Рима простиралась над миром, как тень большого креста. Но она не дошла до этих мест: до этого неприметного монастыря, священников, живших в нем, до полей, его окружавших. Ни один папа никогда не ступал на пастушьи тропы, что пересекали Галилею, не взбирался, опираясь на посох, на знойные холмы Иудеи, не спускался по скалистым склонам, нависавшим над Мертвым морем. В своем мраморном и порфирном дворце святой отец мог лишь перелистывать страницы с иллюстрациями, украшавшими его Евангелие. Тонкие искусные миниатюры представляли страсти Христовы, кровь, изображенную акварельными красками с киноварью. Гамлиэлю, никогда не покидавшему Палестину, Ватикан представлялся гигантской крепостью. И такой ничтожной вдруг показалась ему миссия братства. Рим раздавит его, словно муравья, ползшего вчера по столу в трапезной.