Братство охотников за книгами

К вечеру путники добрались до холма, на котором, судя по всему, когда-то стоял город. Теперь он был разрушен, а вершина холма была усыпана камнями и кирпичами. Авиафар продвигался вперед медленно и осторожно. Он придержал Вийона, когда тот, желая обойти заросли крапивы, чуть не угодил в яму. Франсуа наклонился: впадина была глубокой, она уходила вниз спиралью, словно ее прорыла гигантская змея. Крутые отвесные склоны щетинились крючковатыми витыми корнями, которые тщетно пытались зацепиться за каждую неровность в скале, чтобы не рухнуть в пропасть. Ветер со свистом врывался в эту воронку, будто его всасывала пустота. Айша испуганно отпрянула. Франсуа внезапно заметил, что края пропасти усыпаны сухими цветами, костями, амулетами, потухшими свечами. Авиафар, которого весьма позабавило недоумение Франсуа, тем не менее не стал рассказывать, какому подземному чудовищу предназначены все эти приношения. Он не хотел пугать Айшу, она и так дрожала от страха. И только позже, возобновив путь и убедившись, что женщина его не слышит, Авиафар открыл Франсуа название таинственного места. Он и сам не понимал, по какому недоразумению Мегиддо, это ничем не примечательное еврейское поселение, сделалось — и по-арабски, и по-латыни — Армагеддоном. Именно здесь произойдет последняя битва с полчищами Гога и Магога и будут повержены силы зла. Яма, в которую чуть было не провалился Франсуа, — логово Зверя, врата тьмы. Впрочем, возможно, это просто отверстие античной канализации. Вийон улыбнулся, вполне разделяя скептицизм проводника. Но внезапно Авиафар застыл на месте, велев спутникам не шуметь. В ночи раздался далекий гул. Он настойчиво звучал в ушах и наполнял собой мирную тишину долины. Франсуа выпрямился, готовый встретить всадников Апокалипсиса. Айша, стоявшая за его спиной, думала, что вот-вот появятся джинны. Но тут Авиафар расхохотался, указывая на жужжащие ульи пасечника за кустарником. Франсуа хлопнул Авиафара по плечу: ему было неловко, что он так по-глупому попался. Однако Айша смотрела на эту тучу насекомых с недоверием, они роились в свете луны плотной массой, как крылатые демоны.

*

День за днем Франсуа и Айша послушно следовали за Авиафаром, они шли вслепую по извилистым тропам, карабкались по обрывистым склонам, катились вниз по крутым откосам, визжа, словно дети.

После множества неожиданных развилок и поворотов Вийон понял, что их маршрут заранее определен не был. Авиафар действовал по наитию: в зависимости от ситуации и собственного настроения, он вдруг поворачивал обратно, был готов потерять полдня пути, испугавшись какого-нибудь дурного предзнаменования — стаи пустившихся наутек газелей, круживших над их головами грифов, зловония, исходившего от стада коз. Порой он шел за пастухом, чтобы купить у него немного молока, прийти к источнику, о котором ему прежде не было известно, разузнать о передвижениях патрулей или просто немного поболтать. У всех — мелких ремесленников, крестьян, торговцев вразнос, какими бы оборванцами те ни выглядели, — он спрашивал, нет ли в этих краях каких-нибудь пергаментов на продажу. Большинство вообще не умело читать, одни разводили руками, глупо улыбаясь, другие показывали, где находятся кожевенные мастерские или стоянки торговых караванов. Вийону расспросы Авиафара казались довольно нелепыми, но все эти люди не выказывали никакого удивления, они отвечали приветливо и любезно, словно молодой человек спрашивал у них, где раздобыть свежих яиц или апельсинов.

*

Мимолетные разговоры, которые вели Вийон и Авиафар, в конце концов установили между ними доверие. Хотя беседовали они на забавной смеси греческого, еврейского и обрывков мавританского наречия, мужчины быстро поняли, что у них похожее чувство юмора: обоим нравятся соленые, но не злые шутки. Эти языковые опыты весьма забавляли Айшу, она поняла, что Франсуа любит, чтобы слушали его болтовню. Для него всё есть слово, как для художника всё — краска. Разговаривают даже деревья, даже камням есть что сказать. Молчала только Айша, ее молчание тревожило Вийона. Она была из тех нимф, одновременно горделивых и преисполненных смирения, о которых говорится в книгах.

Хотя, возможно, она просто хитрая комедиантка — в этом был убежден Колен. Если бы он увидел сейчас Франсуа, то не поверил бы своим глазам. Есть о чем рассказать приятелям во время очередной попойки. Его добрый друг Вийон шествует по пустыне: ни белого ослика, ни апостолов, зато рядом девица легкого поведения и какой-то тщедушный тип — берберка и еврей. Франсуа живо представлял себе Колена в окружении веселых краснолицых кокийяров: сидя у очага, они чокаются стаканами за здоровье блистательного рассказчика. Как же сильно он ошибался!