Братство золотарей

Юрий Михайлович посмотрел на Владимира столь красноречивым взглядом, что Малышев, перехвативший его взгляд, понял, что из всего того, о чем говорил Юрий Михайлович, до Владимира не дошло и половины. Его последняя реплика вдруг открыла Малышеву тот недостающий, но самый важный нюанс характера Владимира.

Он был зауряден. Это был особый сорт заурядности. Его заурядность не поражала, – она сшибала с ног. Вбитые в натуру понятия и принципы в корне не допускали ни малейших отклонений в сторону иных толкований или взглядов. Ортодоксия по сравнению с этим бастионом косности была просто анархией. Пообщавшись с ним какое-то время, собеседник Владимира неизбежно приходил к мысли, что все нормы и квоты, отпущенные человеку в этом компоненте его натуры, перехлестывали в разы.

Он не был глуп или наивен. Заурядность его проявлялась лишь в том, что мало-мальски выходило за рамки устоявшихся канонов, общепринятых точек зрения, в желании все уложить в принятые в его окружении рамки суждений и понятий. Это свойство его натуры действовало как лист промокашки, высушивая и выхолащивая любую интересную, но недоступную для его понимания идею. Он противодействовал всему, в чем чувствовал угрозу своей ментальности.

Но, все же, какая-то нервность, двойственность его внешнезнаковой манеры поведения порождали в Малышеве чувство непонятной жалости к этому человеку. Ему стало казаться, что этот парень глубоко несчастен, но не знает об этом. Отсюда все его грубые, нервические эскапады, от которых он и сам страдал, но устранить их причину был не в состоянии.

Утром следующего дня, влекомый непреодолимым чувством мести, сжигавшем его сердце, Степан Макарыч шел в известном ему направлении упрямо и сосредоточенно. Он шел на почту, чтобы отправить объемистые пакеты, в которых лежали некие документы. В пути ему встречались какие-то люди, они здоровались, спрашивали о чем-то, но Степан Макарыч уже умер для этого мира. Он больше не жил его интересами и заботами. Только одна грань этого умершего мира еще занимала ум Степана Макарыча. Все остатки чувств и мыслей его были отданы одной цели – покарать обидчиков, восстановив, тем самым, справедливость и правду!

Так ему повелел внутренний голос, который надиктовал текст обращения к правительству, Думе, президенту и народу России, а особо, отдельным образом, повелел подготовить документ в Международную Комиссию по правам человека. Произошло же это озарение свыше, после того, как он покинул кабинет Юлии Семеновны.

Не в силах унять свое волнение, Лепилин еще некоторое время бродил по улицам родного микрорайона. Оно так переполняло его душу, что у него перед глазами стали возникать некие огненные сполохи, от которых кружилась голова и грудь наполнялась томлением. Но постепенно он стал замечать, что эти сполохи не просто так мельтешат перед его внутренним взором. Они почему-то стали складываться в слова и даже предложения, которые он вдруг страстно захотел прочитать.

В попытке разобрать эти слова Степан Макарыч несколько раз неаккуратно споткнулся и чуть было не упал. А чтобы не упасть от такого совмещения действий, он, остановившись, поискал вокруг себя местечко, где бы мог спокойно присесть и заняться делом чрезвычайной важности. А то, что прочтение этих слов было делом чрезвычайной важности, Степан Макарыч понял сразу.