Не это было бы странно и даже вполне понятно, как реагирует убитая горем мать. Было удивительно другое. Она тут же, безо всякой каденции, протокольно сухо стала исповедовать мужиков на предмет их пребывания в сем учреждении. Такой словесный вираж их несколько озадачил. Когда очередь дошла до Юры, он, в тон ей, открылся в своем несчастье и посоветовал не сильно убиваться, раз уж такое случилось. Присовокупив к своему пожеланию еще несколько сочувственных слов, он в довершении всего сказал:
– Ваш сын еще молодой, заживет на нем, как на собаке, даже хромать не будет. Не то что мне, старой скелетине, придется всю оставшуюся жизнь с колченогой ногой мучиться!
Дама заахала, даже отмахнула от Юры своим платочком безрадостные видения его старости. Но заворочавшееся на кровати чадо тут же поглотило все ее внимание. Едва упитанный сынок неутешной мадам раскрыл свои глаза, как неудовольствия и сетования сложившейся ситуацией продолжились в предельно жесткой форме. Он весьма категорично и красочно охарактеризовал несколько неизвестных сопалатникам личностей. Судя по количеству обрушенной на них отрицательной ауры, эти личности должны были бы тотчас же сгинуть в известное место. Такое извержение нервной энергии продолжалось еще добрых полчаса. Потом, несколько поистощившись, парень приподнялся. Оглядев прибалдевших мужиков и, видимо, удовлетворенный результатом своей психической атаки, сказал:
– Накрылась моя поездка в Штаты! Там презентация моей выставки через неделю…
Произведя на томительно-длинном выдохе паузу, он медленно опустился на подушки.
Мужики не без зависти отметили про себя обширный диапазон его жизненных интересов. Но больше всего их заинтересовало то обстоятельство, что голову он опустил на гораздо более значительное количество подушек, чем полагалось по больничным нормам. Их они насчитали не менее трех, и еще по бокам пара пухлых подушечных оковалков, страховали тело масштабной личности от нечаянных падений.
Исторгнув из себя еще несколько утробных стонов, Владимир стал безостановочно излагать матери и сидевшей рядом бледной, с несчастным лицом, девице все, что они могли бы, но не сделали, чтобы уберечь его от такого позорного конца. Затем он, не переключаясь, впал в маниакально-депрессивное состояние. Закончил Владимир обрисовывать его обещанием покончить с жизнью сегодня же ночью, ибо больше не на что надеяться в ней. Наконец, вдоволь потерзав мамашу и худосочную девицу крахом всех перспектив своей погубленной жизни, Владимир отпустил их восвояси.